и жбанчики.
Сколько старательности, осторожности, терпения требуется от пчеловода, чтоб и медком порадоваться и пчел не обидеть. «У ленивого бортника и мед ленью пахнет», — утверждали пасечники.
Круг забот начинался весной. Уже с первого весеннего дня («на Явдоху») украинский пасечник выходил из дома на улицу и определял: если держалась теплая погода и дул южный ветер, то это было хорошо «на пчелы». Через пару недель уже можно было выставлять улья на пасеку. При этом хозяин приговаривал: «Приносите, пчелы, воск Богу на свечку, а мед людям на поживу».
Весной маленьких тружениц подкармливали. В кормовой мед добавляли благовещенскую просфиру, протертую голову щуки, которая в марте хвостом лед разбила, мурашей, перец, вино. По этому поводу опытные пчеляки говорили: «Пчелы должны быть зубатые, как щука, трудолюбивые, как муравьи, и сердитые, как перец». Некоторые выпускали пчел сквозь щучью голову, приговаривая при том: «Как та рыба в море гуляет-буяет, плодовитая и веселая, так бы мои пчелы гуляли и буяли, веселые и плодовитые».
На Ивана Купала пчел кормили последний раз, давая им мед с добавкой из различных трав. Поднималось, набирало силы лето, разнося запахи цветов и трав, что наполнялись сладкими соками. Мед качали несколько раз, скажем, в мае, второй раз в начале августа («Спас свежий мед припас»), а потом в сентябре. Соты, наполненные медом, заносили в «медовые бани» (теплые помещения), клали в специальные сита, сквозь которые мед стекал в корыта. В октябре хозяин кропил пчел святой водой и, обкурив погреб-омшаник ладаном, ставил туда улья.
Жбанчик с медом селянин всегда держал на видном месте. В него частенько заглядывал и старый, и малый. «За пчелу не скажу, а мед сладкий», — удовлетворенно усмехался дед-пчеляк внуку, подмешивая мед в кашу.
Что вкуснее чистого, честным трудом заработанного меда на столе и на языке! Баночкой именно такого меда снабдил нас в дорогу климентовский пасечник...
…Куда ни кинешь взгляд вокруг сельских хат, где мы останавливались на ночлег, везде натыкаешься на что-нибудь деревянное, наспех или тщательно сколоченное, подбитое, выдолбленное, подтесанное. И во дворе, что приютил нас, и за забором по соседним усадьбам самыми частыми звуками после кудахтанья кур и возбужденных голосов хозяев были вжиканье пил, чмоканье топоров, перестук молотков. С раннего детства сельский человек учился управляться с этими инструментами. Они были необходимы ему и в хате, и на подворье, и на ниве, и в дороге.
И везде, как бы скудно он ни жил, требовались ему бондарные изделия. В хозяйстве нужна была и квашня, и ушат, и шайка, и бочка-квасник, и кадка-водянчик. Барыло, баклага, шаплык, коновка, бодня, цебро, бербеница, траян, паскар, джбан, дийныця — это лишь малая часть бондарных емкостей для хранения и транспортировки жидких и сыпучих продуктов, которые были в ходу у украинских крестьян. Когда-то их изготовляли мастера-древодельцы, позже — бондари, бочары, обручники.
Главная деталь бочек и кадушек — клепка. Клепки выстругивались из крепких пород, в основном из дуба, и обрабатывались стругом на особой скамье — «бондарском ослоне». Нет клепок — нет и работы для бондаря, а значит, без толку собирать урожай, который все равно негде хранить. «Бесклепным» называли бестолкового, ни к какому ремеслу не пригодного человека. Про такого еще говорили: «У него десятой клепки в голове не хватает». Без всех клепок в голове нечего было браться бондарю за работу — бочарное ремесло требовало от мастера и расчета, и сметки, и умения. Ведь прорезывание пазов в клепках, куда вставлялось днище (так называемых «уторов»), — сложная операция.
Прорезали кривым стругом — уторником. Днище (одно или два) вставляли в уже скрепленную обручами заготовку. Обручи натягивали специальным инструментом — «натягачем». Раньше употребляли деревянные обручи, позже стали делать их из железа. Выступы клепок и заусеницы на готовых изделиях состругивали выгнутыми ножами с двумя ручками.
В селах, мимо которых мы проезжали, нам не удалось встретить профессиональных бондарей. Впрочем, о них помнили даже и не старые люди, которые рассказали о некоторых особенностях этого ремесла. Бондарку — мастерскую, где делают бочки, мы нашли на Сумщине в Ахтырке. Поначалу рабочие, что собирали бочки, встретили нас неприветливо:
— Скажите, кому сегодня бочки не нужны? Нарасхват идут, а денег как не было, так и нет. Где такое видано? Точно что «ах, дырка» — гроши в дыру проваливаются... Вы вот гривну выложите хоть на эту, хоть на ту бочку, тогда и снимайте...
Потом, правда, как говорят украинцы, «порозумилыся» — нашли общий язык. И в конце концов сошлись на том, что и раньше, и сейчас что-то выложить на бочку можно лишь в том случае, если есть что в самой бочке, если все клепки на месте и плотно подогнаны.
Пустая же бочка с разболтанными клепками лишь гремит, разнося по свету недобрую славу о том крае, откуда она родом...
Можно, хлопчики, к вашей юшке присуседиться, а то я тут один на берегу — нудота заела... Та вы не соромтесь, у меня все свое; и самограй есть, и ложка имеется...
Так мы познакомились с веселым рыбачком из полтавского села Сухая Маячка. Мы расположились на ночлег под старой вербой на берегу заросшего камышом пруда. Где стал, там и стан. А где стан, там и горячая похлебка. Само собой к ней полагается и ложка. Желательно деревянная. И, разумеется, каждому своя.
Я обратил внимание на ложку гостя: с выщерблинками по краям, длинным и кривоватым черенком. У вечернего костра мы разговорились, и рыбак признался, что ложку он от безделья вырезал сам во время дежурства в пожарке.
— Так у нас в селе, что ни дед, то ложкарь. Однако настоящих уже нет — повывелись. Помню, правда, деда Овсея, так тот уже давно райские борщи наворачивает...
Едоку и ложкой владеть. Ложка дорога к обеду, а после обеда хоть и за окно. Это, правда, печная мудрость гречкосея-домоседа, у которого ложечного добра хватает. Бродячему же люду разбрасываться ложками негоже. Запорожские казаки, например, носили ложки на поясе в кожаном футляре рядом с трубкой, саблей и пистолем. «Захалявной» называлась ложка, которую после обеда засовывали за голенище сапога.
Хлебалка, шевырка, едалка, черпалка, ловилка — по-разному в народе называют это, пожалуй, самое необходимое для едока орудие. Ложкой моря не вычерпаешь, а вот с казанком наваристой ухи в два счета справишься. К любому рту пригодится ложка, было б что хлебать. А если случится, что нечего хлебать, так хоть ложку полизать — и то занятие для языка, что чешется от голода.
Чумацкая, казацкая, рыбацкая, цыганская, монастырская, разливная, насыпная, памятная, родительская — можно лишь подивиться разнообразию типов деревянных ложек: на Украине их насчитывалось аж сто пятьдесят! У каждого едока свои вкусы, аппетит, привычки. Селяне предпочитали есть борщи и каши простыми некрашеными ложками: крестьянская широкая ложка называлась «межеумком»; у чумаков, лоцманов, лесорубов ложки были потолще и погрубее; зажиточные же мещане и ремесленники пользовались тонкими чистой отделки ложками. В богатых купеческих домах клали рядом с тарелками расписные, а на память дарили ложки с вырезанными на черенке фигурками, надписями вроде: «Ешь, пока рот свеж».
Ложкарство — очень древний промысел. Сначала ложки были глиняными, потом их стали вырезать из клена, липы, осины, вербы и груши. Набить баклуш — чурочек-заготовок для ложек — может каждый. В принципе несложно и простую хлебалку выстругать, а вот для того, чтобы с помощью кривого резца вырезать тонкую ложку, а потом еще и расписать ее, нужно и попотеть, и пораскинуть умом.
На ложки всегда был спрос, а потому ремесло ложечника (особенно, если он еще обладал даром художника) считалось весьма престижным и хлебным.
«Ой, мамцю моя, затужила дуже! Отдай мене за такого, шо ложечки струже», — пели девчата в украинских селах. Во всяком случае, выходя замуж за мастеров-ложкарей, они были спокойны за свое
