Но что он мог сделать? Из раны толчками выходила кровь. Губы женщины успели побледнеть.
– Сейчас, сейчас, я тебя перевяжу… – засуетился Глеб, прикладывая к ране носовой платок, который тут же сделался мокрым от крови.
Он понимал, что ничего не успеет сделать, что пуля засела глубоко в теле.
Если бы рядом была больница, операционная, хирурги, и то Ладу вряд ли можно было спасти. Но он не решался сказать об этом женщине.
И тут Лада остановила его ненужную суету.
– Успокойся. Я все равно уже ни на что не гожусь. Лучше поцелуй меня.
Она обняла его за шею слабеющей рукой, и Глеб не решился противиться ее желанию. Он поцеловал Ладу в холодеющие губы и словно почувствовал на своем лице дыхание смерти.
Женщина прикрыла глаза.
– Скажи мне, это ты? – прошептала она, прошептала быстро, скороговоркой, словно боялась, что не успеет услышать ответ.
Сиверов сжал ее руку. У него потемнело в глазах от отчаяния.
– Это ты, Глеб? – спросила она.
– Да, – ответил Сиверов.
– Я сразу узнала тебя, лишь только ты поцеловал… я… – женщина сжала пальцы Глеба в своей руке и замолчала.
Мужчина заглянул в ее остановившиеся глаза и понял: все, смерть разделила их. Он сидел, положив голову Лады себе на колени. Утренний ветер шевелил ее длинные волосы, подхватывал их, бросал Глебу в лицо. Иногда ему казалось, что Лада еще жива. Он продолжал сжимать ее руку в своей, как бы боясь, что, если отпустит – не успеет вобрать в себя уходящее от нее тепло.
Диск солнца уже поднялся над горизонтом. В небе появились чайки.
И наконец Глеб решился разжать руку. Лада лежала на сиденье, ее лицо казалось умиротворенным и спокойным. В жизни Глеба редко случались минуты, когда он не знал, что делать. А сейчас он пребывал в растерянности. Ничего нельзя было изменить, все уже случилось.
Он поднял крышку деревянного ящика, идущего вдоль борта, и вытащил оттуда самодельный, сшитый из брезента и проложенный ватой спальный мешок, расстелил его на дне лодки, а затем перенес на него Ладу. Она лежала, освещенная утренним солнцем, и, глядя на нее, можно было подумать, что женщина спит. Вот-вот солнечные лучи коснутся ее лица, веки вздрогнут, глаза откроются, и она улыбнется Глебу.
Он достал из ящика все железки, которые там были, запчасти к моторам, грузы, плоский якорь, завернул полы мешка и застегнул молнию. Теперь, словно из огромного кокона, выступало только лицо женщины. Глеб мысленно 'помолился, затем поцеловал холодные губы, застегнул молнию и, с усилием подняв тяжелый спальный мешок, осторожно опустил его за борт.
Глеб был сильным мужчиной и, только оставшись один, позволил себе расплакаться.
Солнце, уже стояло высоко, когда Глеб услышал далекий рокот корабельных двигателей. Он поднял отяжелевшую, словно налитую свинцом, голову и увидел, как в его сторону направляется небольшой пограничный катер. Чей флаг развевается на корме, он не мог рассмотреть из-за палубной надстройки. Да это его и не волновало.
Он даже не посчитал нужным отвечать, когда его окликнули с борта. Когда катер подошел совсем близко, матросы подцепили крючьями его лодку и подтащили к катеру. С грохотом на дно упала веревочная лестница. Глеб встал и, абсолютно безразличный ко всему, стал подниматься на борт. Только теперь он удосужился взглянуть на флаг – абхазский. Мужчина в полувоенной форме, но с босыми ногами, скорее всего, старший на этом судне, предложил Глебу пойти за ним. Глеб молча согласился. Открылась дверь, и Глеб шагнул в низкую каюту. Там за откидным столиком сидел, развалившись в шезлонге, человек в штатском. Но стоило Сиверову посмотреть ему в глаза; как он сразу понял, откуда прибыл этот человек и где он служит.
Губы мужчины, сидевшего за столом, расплылись в улыбке, и он легким взмахом руки отпустил человека в полувоенной форме.
– Ну, Слепой, и натворил ты дел! – рассмеялся мужчина, когда они остались одни.
Глеб, не меняясь в лице, опустился на стул, без спроса взял сигарету и закурил.
– Да, натворил ты дел, – повторил чин из ФСБ, – думал, не найдем мы тебя?
Ан нет, ошибся.
– Что вам от меня нужно? – устало поинтересовался Сиверов.
– Ну, во-первых, нужно разобраться во всем. Да ты не волнуйся, никто всерьез заниматься твоими проделками не станет. Можно тебя понять – усталость, нервы не выдержали… А вот потом, – мужчина подмигнул Глебу, – потом тебя ждут новые дела.
