Глава 4
По возвращении из Таджикистана и Афгана, с грозных и страшных гор, где каждый неосторожный шаг, одно неверное движение грозили неминуемой смертью, Комбат вел тот же образ жизни, что и до поездки. Никак не сказалось на нем второе его «боевое крещение» – ну да, спас он секретный вертолет «Барракуда С-2000», но не обязан же он возгордиться по этому поводу. По утрам он просыпался, даже не обращая внимания на будильник, звонивший через пару минут после того, как он открывал глаза, быстро надевал спортивную форму и выбегал из подъезда своего дома.
Как всегда – кросс десять, а иногда и пятнадцать километров, а после кросса – усиленное занятие физкультурой. Комбат даже притащил и поставил на балконе две черные пудовые гири и, вернувшись с пробежки, легко, словно мячиками, жонглировал ими.
Правда, время от времени его посещала смешная мысль: а что произойдет, если он вдруг нечаянно уронит гирю на пол? То-то шум поднимется! А внизу, у соседей, может быть, даже люстра отвалится. Но Борис Рублев был абсолютно уверен: что-что, а вот тяжелейшую гирю он даже если упустит, то поймает ее у самого пола, и ничего не произойдет.
В общем он вел тихую и спокойную жизнь, сам себе иногда напоминал автомат или пистолет со снятым предохранителем или сжатую до отказа пружину, готовую в любой момент выпрямиться и перейти к решительным действиям. Но каковы будут эти действия, Рублев даже и не подозревал.
Раз в неделю, а иногда и дважды, Борис Рублев встречался со своими ребятами. Они делились новостями, поверяя ему – своему бывшему комбату, сокровенные тайны. У кого-то не складывалась семейная жизнь, у кого-то росли непослушные дети, от кого-то уходила жена, потом возвращалась.
Все это Борис Иванович внимательно выслушивал, изредка ухмылялся и приговаривал:
– А кто же тебя, такого дурака, за руку тянул? Ты же сам во все это безобразие влез по своей воле, вот теперь и расхлебывай. То-то мне хорошо, – говорил Рублев, – ни жены, ни детей. Живу себе спокойно и волноваться, в принципе, не о чем, даже если захочу. И запомните, ребята, жена не может изменить мужу только в одном случае…
– Когда же?
– Когда ее нет…
Хотя в последнее время, а особенно после возвращения из Афганистана, Борис Рублев подумывал- таки о том, что может быть, стоило бы изменить свою жизнь коренным образом.
Тем более, у него имелась женщина, и она ему нравилась. А самое главное, она абсолютно ничего не требовала от Бориса. Ее, скорее всего, тоже устраивало существующее положение вещей и те в общем-то пока простые отношения, которые установились между нею и Рублевым.
Они созванивались, Комбат приезжал к ней в гости. Иногда оставался там до утра, а иногда возвращался к себе домой, сославшись на какие-то неотложные дела. Женщина немного лукаво улыбалась, понимающе кивала головой: дескать, какие у тебя могут быть дела, разве что твои ребята придут к тебе в гости – водки попить, да повспоминать…
О том, что у Бориса Рублева может быть еще одна женщина, кроме нее, его подруге даже не приходило в голову. Слишком уж прям, честен и откровенен был с ней этот мужчина.
В общем, жизнь шла своим чередом. Происходили в России политические передряги, кто-то терял свои посты, пытался оправдаться на пресс-конференциях и на газетных полосах. Но это уже было, как прекрасно понимал Борис Рублев, маханием кулаками после драки. С интересом Комбат наблюдал разве что за генералом Лебедем, за его просто-таки фантастической карьерой. В чем-то Борис Рублев был похож на бывшего командарма – генерала Лебедя. Скорее всего, сказывались долгие годы армейской службы, тяготы, невзгоды, Афганистан, будь он неладен, смерть друзей. В общем, за плечами этих двух бывших кадровых военных осталась очень похожая жизнь. А вот к происходящему они относились абсолютно по- разному.
Генерал Лебедь стремился забраться на политический олимп, стремился стать влиятельным, действующим политиком крепко держащим власть в своих руках. А вот Комбат ни к чему такому не стремился, понимая, насколько грязное дело политика. Вернее, он даже этого не понимал, он просто чувствовал насколько там все липкое и гнусное – похожее на дерьмо.
Стоит лишь один раз вступить, один раз испачкаться, а затем всю жизнь придется отмываться. Отмоешься, но каждый встречный при удобном случае напомнит – это тот, который… А то, что на экране телевизора они выглядят холеными и довольными, ни о чем хорошем Комбату не говорило, а только подчеркивало его предчувствия и отношение к политической волынке и политическим передрягам.
В общем, жизнь Бориса Рублева шла спокойно, неторопливо. Он чувствовал, вскоре его знания, умения и навыки обязательно вновь понадобятся. Но кому? Он этого не знал. И каким образом ему придется проявить весь свой боевой опыт он тоже не знал. Единственное, в чем он был уверен на все сто, так это, что торопить события не следует. Все случится само и придет к нему в свое время.
Как-то в пятницу, часов в пять пополудни, Комбат позвонил своей Светлане на работу.
Там ему сообщили, что к сожалению она уехала в срочную командировку.
– Черт подери, – пробормотал Комбат, бросив трубку, – почему она мне ничего не сказала? Ведь была же договоренность, что сегодня мы встретимся, поужинаем у нее. В общем, выполним тот минимум, к которому мы оба привыкли. А тут – на тебе… Ни позвонила, ни сообщила. Ну да ладно, бог с ней.
И абсолютно случайно, листая записную книжку, Комбат обратил внимание на телефонный номер. Борис Рублев хмыкнул, проведя указательным пальцем по записи на странице. Под телефонным номером твердым почерком Комбата было написано лишь имя и отчество «Леонид Васильевич».
«А почему, собственно говоря, не позвонить полковнику Бахрушину? Интересно, чем он сейчас занимается?»
И Комбат, даже не задумываясь о последствиях подобного звонка, быстро нажал семь клавишей и услышал семь коротких сигналов.
Трубку тут же подняли.
– Бахрушин слушает!
– Добрый день, полковник, – бросил в микрофон Борис Рублев.
– Кто это меня спрашивает? – послышался чуть недовольный вопрос.
– Не ожидали, полковник, что вас побеспокоит какой-то майор?
– А, Борис Иванович! Сколько лет, сколько зим! Ну, как жизнь, Комбат, как дела?
Голос Бахрушина мгновенно изменился. Он поудобнее устроился в жестком кресле, лишь только узнал голос звонившего.
– Да так, ничего, полковник… Жизнь идет, а я вместе с ней. Куда-нибудь да дойдем…
– А чего ты не говоришь, Борис Иванович, «служба идет»?
– Нет же у меня никакой службы. Вы же знаете, полковник, я не служу.
– Знаю, знаю. Только не говори, Борис Иванович, расхожую фразу «Служить бы рад, прислуживаться тошно!».
– Вот вы, полковник, и ответили – сами на свой же вопрос.
– Я заранее знал ответ.
– Все-то вы заранее знаете! Слишком уж вы какие-то осведомленные.
– Не слишком, – в сердцах пробубнил Бахрушин, – хотелось бы знать намного больше.
– Куда уж больше? А чем вы, собственно, заняты, Леонид Васильевич?
– Делами всякими. Вот только сейчас бумажки просматривал…
– Что, перекладывали из одной стопки в другую? – хохотнул в трубку Рублев.
– Не совсем.
– Как же, поверил я…
– Из одной стопки взял, а вот положить в другую рука не поднимается.
– Ясно.
– А у тебя что новенького?
