по-прежнему стояли десять арктарианцев, молчаливое кольцо.
Ему тошно было от прошедших перед ним с неправдоподобной живостью ужасных видений. Он медленно поворачивался от одного арктарианца к другому. Их мысли прорывались в его сознание, и Вудин понимал, как сильно они удручены, подавлены, потрясены страхом и отвращением.
Болезненная мысль арктарианского предводителя вошла в мозг Вудина:
– Это и есть то, что осталось от арктарианских колонистов, пришедших на эту планету. Они деградировали, превращались во все более низшие формы жизни, пока из них не вышли вот эти жалкие твари, расплодившиеся по всей планете, их последние потомки.
Эта планета – мир смертельного ужаса. Мир, который воздействует гены нашей расы и повреждает их, изменяя нас физически и душевно, вызывая упадок в каждом последующем поколении. Вот перед нами плачевный результат.
Другой арктарианец потрясенно спросил:
– Что же нам теперь делать?
– Здесь мы ничего не сможем сделать, – печально откликнулся предводитель. Эта деградация, эти ужасные изменения зашли слишком далеко, чтобы их можно было исправить.
Наши собратья по разуму превратились в монстров в этом отравленном мире. Мы не в состоянии повернуть часы вспять и восстановить их исходные формы из той дряни, в которую они превратились.
Тут Вудин, наконец, обрел голос и визгливо завопил:
– Неправда! Эти картинки – вранье! Мы, человечество, не продукт нисходящей деволюции, а напротив, мы – продукт эволюционного восхождения! Говорю вам, что это так и есть! Как же так? Тогда не стоит и жить! Я не хочу жить, если это правда. Это неправда.
Мысль предводителя, обращенная к товарищам, достигла и мозгов Вудина. В мысли этой была и жалость, но было и сверхчеловеческое отвращение.
– Пойдемте, братья, – воззвал арктарианец к спутникам. Нам нечего делать в этом душевнобольном мире.
– Уходим, пока и мы не отравились, и не начали меняться. Надо послать предупреждение на Арктар, что этот мир отравлен, что он дегенерирует, и чтобы никогда более из нашей расы не появлялся здесь, а иначе его ждал бы тот же скорбный путь, которым уже прошли первые.
– Идем, отправляемся к нашему солнцу.
Мешковатое тело арктарианца уплощилось, приняло форму диска и скользнуло вверх.
Остальные также изменили свой облик и последовали за ним плотной группой. Вудин отупело смотрел, как сияющие точки быстро уходили навстречу свету звезд.
Он сделал несколько неверных шагов, бессильно грозя кулаком еще поблескивающим исчезающим точкам.
– Вернитесь, проклятые! – орал он. – Вернитесь и скажите, что все это неправда.
– Это ложь! Это должна быть ложь!
Теперь уже в звездном небе не осталось и следа от исчезнувших арктарианцев. Глухая тишина окружила Вудина.
Он снова закричал в ночь, но откликнулось лишь шепчущее эхо. Его блуждающий, одичавший взгляд упал на пистолет в руке Росса. С яростным воплем Вудин схватил его.
Резкий звук внезапно разорвал лесной покой, отозвался вдали и стих. И опять опустилась тишина, и только было слышно, как бормочут речные струи.
Остров неразумия
Директор Города 72, Североамериканский Дивизион 16, вопросительно глянул из-за стола на своего помощника.
– Следующее дело – Аллан Манн, личный номер 2473R6, объявил Первый Помощник Директора. – Обвиняется в нарушении разумности.
– Арестованный доставлен? – спросил Директор, и когда его подчиненный кивнул, он приказал: – Сюда его.
Первый Помощник Директора вышел за дверь и тут же вернулся обратно. За ним вошел и арестованный с двумя охранниками по бокам. Это был молодой мужчина в белых шортах и белой безрукавке установленной формы с синим квадратом Механического Департамента на плече.
Он робко оглядывал просторный кабинет с пультами больших вычислительных и предсказательных машин, дисками телевизоров, на которых видна была, пожалуй, половина всех городов планеты, широкие окна, из которых открывался вид на громадные металлические кубы строений Города 72.
Директор взял со стола листок и прочел:
– Аллан Манн, личный номер 2473R6, задержан два дня назад за нарушение разумности. Обстоятельства дела: Аллан Манн, в течение двух лет разрабатывавший новый атомный двигатель, отказался передать свою работу Майклу Рассу, личный номер 1877R6, несмотря на распоряжение старшего. Никакого разумного объяснения своим действиям он не привел, но утверждал при этом, что поскольку над этим двигателем он работал более двух лет, то хотел бы завершить работу сам. Поскольку совершенное деяние явилось явным нарушением разумности, то был вызван наряд охраны.
Директор поднял взгляд на арестованного:
– Аллан Манн, что вы можете сказать в свое оправдание? Юноша вспыхнул:
– Нет, сэр, мне сказать нечего. Но теперь я понимаю, что был глубоко неправ.
– Почему вы воспротивились приказу старшего? Разве он не сказал вам, что Майкл Расс лучше подготовлен, чем вы, для завершения разработки двигателя?
– Он сказал, сэр, – ответил Аллан Манн. – Но я так долго работал над этим двигателем, что мне очень хотелось закончить его самому, даже если это и заняло бы чуть побольше времени – я осознаю, что это было неразумием с моей стороны.
Директор положил листок и утвердительно склонил голову.
– Вы правы, Аллан Манн, это было именно неразумием. Вы совершили нарушение разумности, а это – удар в самое основание современной мировой цивилизации.
Он выразительно поднял костлявый палец:
– Что же, Аллан Манн, сотворило наш современный мир из сборища воюющих наций? Что избавило нас от конфликтов, страха, бедности и тягот? Что как не разумность?
Разумность возвела человека из того звероподобного состояния, которое он занимал, до того, чем он стал ныне. В прежние дни сама земля, на которой теперь высится наш город, носила на себе город, именуемый Нью-Йорк, где люди в ослеплении грызлись между собой, погрязши в трудах и заботах, и не было места сотрудничеству меж ними.
Все это удалось переменить благодаря разумности. Эмоции, прежде смущавшие и будоражившие людские умы, были преодолены и теперь мы внимаем только спокойному диктату разумности. Разумность вывела нас из тьмы варварства двадцатого века, и нарушение разумности стало серьезным преступлением – ибо это преступление непосредственно направлено на разрушение нашего мирового порядка.
Бесстрастная речь Директора совсем лишила Аллана Манна сил.
– Я все понял, сэр, – проговорил он. – Я надеюсь, что мое нарушение разумности будет расценено как лишь временное заблуждение.
– Полагаю, что это так, – сказал Директор. – Я уверен, что теперь вы осознали всю неправильность неразумного поведения. Но, – продолжал он, – даже подобное объяснение вашего деяния отнюдь не оправдывает его. Остается фактом, что вы совершили нарушение разумности, следовательно вы подлежите исправлению согласно закону.
– А как исправляют по закону? – спросил Аллан Манн.
– Не вы первый обвиняетесь в нарушении разумности, Аллан Манн, – снизошел до объяснений Директор. Не один субъект в прошлом позволял эмоциям совратить его с пути истинного. Эти
