знал, что я звонил управляющему отелем «Роквей». Он сказал, что Джордж Дункас собирается опубликовать слухи обо мне в светской хронике, и что он хочет знать, есть ли какие-либо основания считать, что я собираюсь жениться на Веронике Дейл, молодой женщине, которая с моей помощью получила номер в отеле и была арестована той же ночью по обвинению в бродяжничестве. Понимаете, мистер Мейсон, тут я сорвался. Я закричал, чтобы он убирался вон. Но этот наглец спокойно зажег спичку, чиркнув ею по крышке моего стола, закурил и, глядя на меня, заявил: «Ну, ладно, толстяк, мы опубликуем эту историю…» Понимаете, Мейсон, в моем собственном кабинете, этот сплетник, этот наглец называет меня толстяком!
— Да, он не проявил к вам должного уважения, — заметил Мейсон.
— Не проявил уважения! — воскликнул Эдисон. — Да он просто оскорбил меня!
— И вы выставили его за дверь?
— Понимаете, — смутился Эдисон, — ситуация довольно сложная. Если этот Дункас напишет, что…
— Вы испугались газетных сплетен?
— Мистер Мейсон, но ведь у них факты! Сами по себе они ничего не значат, но их можно преподнести в таком свете, что… А Хэнсел заявил, что они способны на это. Я привез Веронику Дейл в город, я звонил по телефону управляющему гостиницы, чтобы ей дали номер, заявив, что я ручаюсь за нее. Она была арестована по обвинению в бродяжничестве. Я нашел адвоката, чтобы вызволить ее из тюрьмы. Я дал ей работу. Я не хотел бы, чтобы была опубликовано все это, да еще с многозначительными комментариями. Вы понимаете меня?
— Разумеется, — ответил Мейсон.
— В таком случае, — заявил Эдисон, — что-то нужно предпринять.
— А что конкретно хочет от вас Эрик Хэнсел?
— Он достаточно хитер, чтобы не сказать этого. О деньгах вообще он не упомянул. Он просто сообщил, что подбирает факты для заметки, что он работает на Джорджа Дункаса, и что он хотел бы удостовериться в этих сообщениях, поэтому он и пришел ко мне. Он хотел, чтобы я подтвердил или опроверг эти факты.
— И что вы ему сказали?
— Я заявил, что любые инсинуации по поводу моих отношений с Вероникой Дейл абсурдны. Но когда он попросил меня подтвердить или опровергнуть факты, я не знал, что делать. Я сказал, что у меня больше нет времени говорить с ним и выставил его из кабинета.
— А затем сразу же позвонили мне? — спросил Мейсон.
— Нет, не сразу.
— Почему?
— Я просто не знал, что мне делать. Мне больше всего не хотелось обращаться к вам с этим вопросом. Я боялся, что вы будете смеяться надо мной.
— Когда вы говорили с Хэнселом?
— Примерно полтора часа назад.
— Он оставил визитную карточку? — спросил Мейсон.
— Нет, но оставил телефон. Конечно, Мейсон, все это чистейший шантаж, но доказать ничего нельзя. Вот его номер!
Мейсон взял листок бумаги, который Эдисон извлек из своего кармана, и развернул его.
— Если это шантаж, — сказал адвокат, — то Хэнсел в этом деле вовсе не новичок. У него должен быть опыт. Вполне вероятно, что за ним уже числятся подобные преступления.
— Но мне-то что делать? — воскликнул Эдисон. — Факты я отрицать не могу, а мои конкуренты оценят все по-своему. Это ужасно. Мой компаньон просто сойдет с ума.
— А кто у вас компаньон?
— Эдгар Э. Фэррел.
— Где он сейчас?
— Он в отпуске, уехал на две недели порыбачить. Фэррел — ужасный консерватор, уж либералом его никак не назовешь.
— Охарактеризуйте его, пожалуйста, — попросил адвокат.
— Он упрям, как осел. Что касается бизнеса, то я уже пять лет веду его фактически в одиночку. Это партнерство для меня тяжкий крест. У него ни разу не появилось ни одной идеи, ни одного предложения. Он знает лишь работу счетовода, все время возится с бухгалтерией. На каждую ошибку он набрасывается как коршун на цыпленка. Но сам никогда не принимает никаких решений. Чего там о нем говорить! Он просто паразит, кровосос, пиявка. Я столько терпел от него! Но я не могу допустить, чтобы он прочитал такую заметку, уж лучше я заплачу.
— Как он вошел в дело?
— Ему достались акции от отца. Мне бы надо было в свое время купить их, но я решил, что мне пригодится молодой помощник. Он моложе меня, и, естественно, я думал, что он гибкий, энергичный, инициативный. Но действительность разбила мои ожидания. Он просто узколобый баран.
— А почему вы не выкупите акции теперь?
— Понимаете, — объяснил Эдисон, — наш бизнес процветает. Вы же знаете, что было в последние годы. Люди сходят с ума, они готовы платить за любое барахло. Я не могу не думать о том, что когда-нибудь настанут другие времена, но сейчас наши прилавки забиты товарами низкого качества по высоким ценам, и люди охотно покупают их. О ценах теперь никто не думает, если кто-то решил что-то купить, он купит… Естественно с акциями процветающего предприятия так просто не расстаются.
— Фэррел женат?
— Да.
— Его жена отдыхает вместе с ним?
— Нет. Он отправился один, видимо, хочет половить форель. Он заядлый рыболов…
— Он поехал на машине или поездом?
— На машине. Он здорово загрузил ее, снял заднее сиденье и свалил туда кучу походного оборудования — всякие раскладушки, палатки и тому подобное. Сейчас он, видимо, где-нибудь между Лас- Вегасом и Рино. Он вернется через две недели на совещание акционеров. И за этот срок, за две недели, я должен все уладить. Если до него дойдут какие-нибудь слухи, он устроит форменный скандал! Мистер Мейсон, я в таком положении, что действительно готов откупиться.
— Может быть, — предложил Мейсон, — поручить частному детективу последить за Хэнселом?
— Я думаю, что не стоит, — ответил Эдисон. — Ведь эта история, если дать ей огласку, совершенно убийственна для меня. Этого допустить нельзя. Придется платить.
— Вы сообщили мне все факты? — спросил Мейсон.
— Да, все.
— А у вас не было с Вероникой никаких романтических отношений?
— Боже мой, мистер Мейсон. Ну что вы такое говорите?
— Да или нет? Поймите, я ваш адвокат. Может быть, вы поцеловали ее на прощание или что-нибудь подобное?
— Нет, у меня ничего подобного с ней не было. Уже само предположение оскорбительно для меня. Она поцеловала меня на прощание, но это был чистый, детский жест, выражение признательности со стороны неиспорченной невинной девочки.
— Так, — заметил Мейсон, — а потом она позволяла арестовать себя за бродяжничество.
— Не говорите так. Я чувствую в ваших словах некоторый намек.
— Разумеется.
— Вы действительно полагаете, что она нарочно дала арестовать себя?
— Как ваш адвокат, я не могу пройти мимо фактов. Вы подобрали молодую женщину, девушку лет восемнадцати. Она отправляется в отель. Вы обеспечили ей номер. Ее арестовывают за бродяжничество. Вы звоните мне, чтобы я освободил ее. Я это сделал. Появляется ее мать…
— Ее мать? — удивился Эдисон. — Ее мать находится за две тысячи миль отсюда, в Индиане.
— Ее мать покинула этот кабинет за несколько минут до вашего прихода.
