а не моей личной собственностью. То есть, рыбки являются частью недвижимости, принадлежащей корпорации, а я намереваюсь вынуть из стены аквариум и вынести его вместе с рыбками из офиса. Такие действия можно представить попыткой раздела общего имущества, что Карсон и сделал, уговорив судью выдать ему временный ограничительный приказ. Поверьте, Мейсон, он прав. Проклятый аквариум действительно является частью недвижимости. Я хочу, чтобы вы обошли этот приказ, Мейсон. Я хочу, чтобы рыбки и аквариум получили правовой статус моей личной собственности. Я хочу, чтобы этот приказ был отменен быстро и бесповоротно, и считаю вас именно тем человеком, которому под силу такое дело.
Мейсон взглянул на девушку, сидевшую за столом Фолкнера. Казалось, ее совершенно не интересует происходящий разговор. На ее лице, как картинка на фарфоровой чашке, застыло неискреннее выражение невинности.
– Вы женаты? – спросил Мейсон Фолкнера. – Женились ли вы еще раз после развода?
– Да.
– Когда вы завели интрижку с Салли Мэдисон?
На лице Фолкнера появилось и мгновенно исчезло выражение удивления.
– Завел интрижку с Салли Мэдисон? Да не заводил я с ней никакой интрижки!
– Мне показалось, вы назвали ее вымогательницей?
– Да.
– Заявили, что она пытается получить с вас деньги?
– Именно.
– Мне кажется, вы не достаточно ясно объяснили сложившуюся ситуацию, – вздохнул Мейсон. Потом, приняв решение, добавил: – Если вы позволите оставить вас на несколько минут, и мистер Фолкнер не станет возражать, я хотел бы поговорить с этой вымогательницей и узнать ее соображения по этому делу.
Дождавшись кивка Деллы Стрит и даже не взглянув на Фолкнера, Мейсон встал и прошел к столику, за которым сидела Салли Мэдисон.
– Добрый вечер. Меня зовут Мейсон. Я – адвокат.
Длинные ресницы взметнулись вверх, темные глаза стали осматривать адвоката с неприкрытой прямотой спекулянта, оценивающего товар.
– Да, я знаю. Вы – Перри Мейсон, адвокат.
– Позволите присесть за ваш столик?
– Присаживайтесь.
Мейсон придвинул стул.
– Мне начинает нравиться это дело, – сказал он.
– Надеюсь на это. Мистеру Фолкнеру потребуется хороший адвокат.
– Но, – продолжал Мейсон, – если я соглашусь представлять мистера Фолкнера, это войдет в конфликт с вашими интересами.
– Да, вероятно.
– Может уменьшится сумма, которую вы надеетесь получить.
– Я так не считаю, – заявила она с уверенностью человека, положение которого незыблемо.
Мейсон бросил на нее вопросительный взгляд.
– Сколько вы хотите получить с мистера Фолкнера?
– На сегодня – пять тысяч долларов.
Мейсон улыбнулся:
– Почему вы акцентируете внимание на сегодняшнем дне? Какая сумма была вчера?
– Четыре тысячи.
– А позавчера?
– Три.
– Какой станет сумма завтра?
– Не знаю. Думаю, он выплатит мне пять тысяч сегодня.
Мейсон некоторое время изучал ее лицо под толстым слоем косметики. По его глазам было видно, что он заинтересован делом.
– Фолкнер сказал, что вы – вымогательница.
– У него могло сложиться такое впечатление.
– А на самом деле?
– Возможно. Сама не знаю. Скорее всего. Но если мистер Фолкнер позволяет себе подобные высказывания, пусть расскажет о себе. Ничтожный надутый скупердяй... Да, какая разница! Вы все равно не поймете.
Мейсон рассмеялся.
– Изо всех сил пытаюсь разобраться в этом деле, правда, пока безуспешно. Быть может, вы будете столь любезны и объясните мне происходящее.
– Объяснить свою заинтересованность мне чрезвычайно просто. Я хочу получить деньги с Харрингтона Фолкнера.
– На чем основана ваша уверенность, что он вам заплатит?
– Он хочет, чтобы его рыбки были здоровыми, не так ли?
– Несомненно. Боюсь, я не вижу связи.
Впервые сквозь толстый слой косметики у нее пробились эмоции:
– Мистер Мейсон, близкий вам человек когда-либо болел туберкулезом?
Мейсон удивленно покачал головой.
– Продолжайте.
– У Харрингтона Фолкнера есть деньги. Так много, что пять тысяч ничего для него не значат. Он тратит тысячи долларов на свое хобби. Бог знает, сколько он потратил только на этих черных рыбок. Он не просто богат, он безумно богат, но не имеет ни малейшего представления как наслаждаться богатством, как тратить деньги с пользой для себя и для других. Он будет копить деньги до самой своей смерти, и все унаследует его жена с каменным сердцем. Он скупится на все, за исключением рыбок. А Том Гридли болен туберкулезом. Врачи говорят, что ему необходим полный покой, волнения противопоказаны. Как может Том следовать совету врачей, если он работает девять часов в день за двадцать семь долларов в неделю во влажном и вонючем зоомагазине... Он не видит солнечного света, если не считать коротких промежутков отдыха по воскресеньям. Разумеется, для улучшения самочувствия их недостаточно. Мистер Фолкнер бьется в истерике из-за нескольких рыбок, умирающих от болезни жабр, но ему совершенно безразлична возможная смерть Тома от туберкулеза.
– Продолжайте, – повторил Мейсон.
– Пожалуй, я все сказала.
– Но какое отношение имеет Том Гридли к Харрингтону Фолкнеру?
– А сам он вам не сказал?
– Нет.
Салли раздраженно вздохнула:
– А именно ради этого разговора он и встретился с вами.
– Возможно, здесь есть и моя вина. Я повел себя совершенно неправильно. У меня сложилось впечатление, что вы пытаетесь шантажировать его.
– Именно так, – честно призналась Салли.
– Но, несомненно, не тем способом, что я думал.
– Вы хоть немного разбираетесь в рыбках, мистер Мейсон?
– Совершенно не разбираюсь.
– Как и я. Но Том знает о них все. Рыбки, которых мистер Фолкнер наиболее ценит, заражены болезнью жабр, а у Тома есть лекарство от этой болезни. Другим известным средством является сульфат меди, применение которого часто заканчивается летальным исходом, и действие которого на возбудителей болезни весьма сомнительно. Иногда это лекарство работает, иногда – нет.
– Расскажите мне о методике Тома.
– Она содержится в тайне, но вам я могу рассказать немного. В отличие от жестких способов
