Когда я чего-то хочу, то я действительно этого хочу. Готов заплатить за причиненный ущерб… У меня возникло желание прийти и поговорить с вами. Возникло после разговора с племянницей… Она астролог. Изучила мой гороскоп от корки до корки. Она может все мне рассказать о моих планетах… правда, я не верю ни одному слову из этой галиматьи.
— Не верите?
— Нет, конечно нет. Но я не могу выкинуть эту проклятую чушь из головы. Вы знаете, как это бывает. Допустим, вы идете по тротуару и видите лестницу. Если вы не пройдете под ней, то возненавидите себя за то, что струсили. Если пройдете, то начнете размышлять: действительно ли это принесет вам неудачу? Это действует на нервы, потому что все время только об этом и думаешь.
Мейсон ухмыльнулся и ответил:
— Когда я прохожу под лестницей, то нимало не беспокоюсь. Мне и так хватает других забот!..
— Ну так вот, — торопливо продолжил Кент, — когда моя племянница сказала, что, согласно гороскопу, я должен обратиться к некоему адвокату, чья фамилия из шести букв, я заявил ей в ответ, что все это — чушь собачья. Затем, будь я проклят, если не начал думать об адвокатах, чьи фамилии состоят из шести букв. Она еще взглянула на какие-то там планеты и объявила, что фамилия должна иметь что-то общее с утесами, а я не знал ни одного адвоката по фамилии Стоун[1] . Ей-богу, не знал! Затем на ум пришла ваша фамилия[2]. Я сказал ей о вас, и она пришла в восторг. Сказала, что вы именно тот человек, который нужен. Казалось бы, сплошная чушь и ерунда. И все же я здесь.
Мейсон взглянул на секретаршу.
— В чем заключаются ваши неприятности? — спросил он.
— Моя жена оформляет развод в Санта-Барбаре. Сейчас она собирается все переиграть, отменить дело о разводе и объявить меня сумасшедшим.
— Как далеко она продвинулась с разводом?
— По делу вынесено предварительное решение.
— По закону этого штата, — сказал Мейсон, — после того как вынесено предварительное решение, дело не может быть отменено.
— Вы не знаете Дорис, — ответил Кент, нервно заламывая длинные пальцы. — Законодатели все в большей степени ориентируются на голоса женщин-избирательниц. Дорис умеет обойти законы. Замужество для нее своего рода рэкет, и она знает все трюки. Есть какой-то новый закон о том, что суд не вправе вынести окончательное решение, если стороны готовы возобновить отношения. Дорис собирается показать под присягой, что наше примирение состоялось.
— Так и было?
— Нет, но она заявляет во всеуслышание, что да. Она написала мне трогательное письмо. Я старался быть вежливым, когда писал ответ. Теперь это письмо фигурирует в качестве доказательства. Более того, она собирается заявить о каком-то мошенничестве. Мне об этом ничего не известно. Видите ли, она подала на развод в основном из-за того, что случилось в Чикаго, правда, с несколькими весомыми добавлениями о том, что случилось после того, как мы собрались в Калифорнию.
— Она подала в суд в Калифорнии?
— Да, в Санта-Барбаре.
— Как долго она живет там?
— С тех пор как я вернулся из Чикаго, — ответил Кент. — У меня два дома в Калифорнии: один в Голливуде, где я сейчас живу, другой — в Санта-Барбаре. Она прожила несколько дней со мной в Голливуде, а затем отправилась в Санта-Барбару и подала на развод.
— Какой из этих домов ваша официальная резиденция? — спросил Мейсон.
— В Санта-Барбаре. У меня в Чикаго наиболее интенсивный бизнес, и я вынужден проводить там часть своего времени, но голосую и официально проживаю в Калифорнии. Дорис подала на развод, заявив, что у нее нет денег, несмотря на тот факт, что она хапнула немало после двух своих предыдущих замужеств. Она убедила суд назначить ей временные алименты и отнести на мой счет все судебные издержки. Затем получит развод и постоянные алименты. Она вытягивает из меня полторы тысячи в месяц, да еще пытается урвать кое-что сверх того. Сейчас она узнала, что я собираюсь жениться вновь, и пришла к выводу, что может сорвать с меня солидный куш в качестве выкупа за мою свободу.
— Что еще? — как бы вскользь спросил Мейсон.
— Я влюблен. Мейсон ответил:
— Полторы тысячи в месяц — неплохое лекарство от любви. Кент промолчал.
— Какие еще неприятности? — спросил Мейсон, как врач, выясняющий дополнительные симптомы.
— Целая куча. Мой партнер, например.
— Кто он?
— Фрэнк Б. Мэддокс.
— А что с ним такое?
— Мы компаньоны по Чикаго… Мне пришлось спешно все бросить.
— Почему?
— Сугубо личные причины. Одна из них — мое здоровье. Мне нужна была смена обстановки.
— Так что по поводу вашего партнера?
С Кентом внезапно случились конвульсии. Его лицевые мускулы задергались, руки и ноги задрожали. Он поднес трясущуюся руку к исказившемуся лицу, сделал глубокий вдох, затем расслабился и произнес:
— Со мной все в порядке, просто нервная судорога, которая наступает, когда я возбужден.
Мейсон напомнил, не отрывая от него сурового испытующего взгляда:
— Вы начали говорить мне о своем партнере. Кент с усилием взял себя в руки и ответил: — Да.
— Так что же с ним?
— Я нашел Фрэнка Б. Мэддокса, когда он был помешан на изобретательстве и жил вечно без гроша в кармане в маленькой, деревянной, похожей на сарай, лавчонке на заднем дворе дома-развалюхи в одном из самых дешевых районов Чикаго. Он держал там станок для обточки клапанов, которые, по его словам, продавал для гаражей. У него даже патента не было. Тот станок, который он показывал, был единственным экземпляром и был сделан вручную из ворованных деталей. Я оказал ему поддержку и организовал «Мэддокс манифэкчуринг компани», в которой был негласным партнером. Бизнес стал приносить отличную прибыль, когда врач приказал мне отойти от дел. Я оставил все в руках Мэддокса и отправился сюда. Время от времени Мэддокс присылал мне отчеты о состоянии дел. Его письма всегда были сердечными. Затем он написал, что есть нечто такое, о чем бы он хотел переговорить со мной, и спросил, может ли приехать ко мне для совещания. Я ответил согласием. Он прибыл сюда и прихватил с собой какого-то типа по имени Дункан. Сначала он представил его как друга. Теперь выяснилось, что это адвокат; мужчина с брюшком, кустистыми бровями и пройдоха, каких мало. Он заявил, что Мэддокс вправе рассчитывать еще и на зарплату, помимо прибыли от причитающейся ему доли доходов, как партнеру, и что я будто бы написал письмо некоему обладателю патента на другой станок по обточке клапанов, где заверил, что наши интересы не пересекаются, и тем самым уменьшил стоимость нашего совместного патента, который оценивается в миллион долларов.
— Другими словами, — заметил Мейсон, — ваш партнер решил полностью прибрать к рукам бизнес, который начал приносить доход.
— Нет, ему нужен не только бизнес. Он хочет пустить мне кровь, заставив выложить еще и крупную сумму. Это самое дьявольское предложение из всех, какие я когда-либо слышал. И что бесит меня вдвойне — эта коварная змея выползла оттуда под предлогом нанести мне дружеский визит. После всего, что я сделал для него! — Кент сорвался со стула и начал в бешенстве метаться по кабинету. — Никогда не желайте денег: они губят вашу веру в человека. Люди липнут к вам, как ракушки к днищу корабля. Вы никогда больше не решитесь поверить тому, что читаете на лице человека. Вы разочаруетесь во всех и вся и перестанете помогать своим ближним!
— А все-таки, — прервал его Мейсон, — что же вы конкретно хотите от меня?
Кент быстрыми шагами направился к столу:
