Эрл Стенли Гарднер
«Только один выход»
Он вбежал ко мне в квартиру, торопливо озираясь и приложив палец к губам. Я встретил его хмурым взглядом — меня вовсе не устраивает, чтобы мелкие жулики наносили мне визиты вежливости. В этой среде я слыл одиноким волком, не имеющим друзей.
— Эд, — прошептал он, — я пришел к тебе как друг.
Однажды ты выручил меня, я этого никогда не забуду.
Женщина с родинкой на левой руке… тебе надо опасаться ее. Они охотятся за тобой — и полиция и бандиты. Тебе ведь не на кого опереться… Берегись женщины с родинкой на левой руке.
Сказав это, он исчез. Только я никогда не обращаю внимания на предостережения. К тому же он оставил в моей квартире этот отвратительный тошнотворный тюремный запах, отдающий дезинфекцией. Звали его Хорьком, и сидел он за бродяжничество. Когда полиции нечего было повесить на него, она сажала его за бродяжничество, чтобы малость припугнуть и еще раз напомнить, что он всего лишь мелкая сошка. Таким, как Хорек, вечно достается от всех.
Я открыл окно — хотелось проветрить комнату — и высунул голову, чтобы глотнуть свежего летнего ночного воздуха, как вдруг услышал выстрелы. Один за другим, потом — тишина.
Стреляли за углом, примерно в квартале отсюда. Затем раздался визг шин, из-за угла вынырнула машина и, набрав скорость, исчезла в ночи. Где-то закричала женщина, и хриплый мужской голос позвал на помощь.
Послышался топот ног по тротуару, и толпа любопытных черной бесформенной массой ринулась к месту происшествия.
Я убрал голову. У меня появилось неуютное трудноуловимое чувство, что эта стрельба имеет какое- то отношение ко мне.
С час я просидел в темноте, выжидая, когда полиция проведет расследование и уедет, а толпа любознательных насытится зрелищем и рассосется, потом надел шляпу и плащ и вышел из дома.
Возле табачного киоска на углу я узнал новости. Это был Хорек. Его застрелили из машины, из одного из этих «автомобилей смерти» — лимузинов, обычно используемых конкурирующими бандами для своих разборок. Хорек умер почти мгновенно.
Откусив кончик сигары, я зажег ее и задумался о человеческой жизни, которая может в любой момент погаснуть, как спичка на ветру. За что же его убили? За то, что он предупредил меня? Или его в чем-то подозревали? Все может быть, и теперь я этого уже не узнаю. Да, Хорек был одним из мелких третьесортных мошенников, которые могут позволить расстрелять себя в упор из машины, нашпигованной бандитами. Первоклассный мошенник заметил бы эту машину, еще когда она только появилась на горизонте. Ведь цена жизни в нашем деле — неусыпная бдительность.
На своем веку я слышал немало предостережений — и лживых, и вполне искренних. Но это было особенное.
Во-первых, оно исходило от мошенника, и потом — эта женщина с родинкой на левой руке… Может, Хорек не видел ее лица, а видел только руку или вообще слышал только голос? Теперь я пожалел, что проявил такое нетерпение и не расспросил его. Но, что ни говори, это уже прочитанная глава, Хорек теперь мертв.
Я вышел на обочину, поймал такси и поехал в бар.
«Пурпурная роза» — местечко что надо: резвые артисточки, развлекающие публику, официанты, носящиеся туда-сюда, полуобнаженные танцовщицы, извивающиеся в танце любви, и грохочущий оркестр, перекрывающий общий шум зала. Этот переполненный потными пьяными веселящимися людьми бар развлекал меня — здесь я мог наблюдать за самыми разными типами человеческой природы, здесь, наконец, мне хорошо думалось.
Старший официант усадил меня за мой обычный столик, расположенный в затемненном углу. Было время, когда он служил местом встреч влюбленных парочек.
Теперь они предпочитали миловаться прямо на глазах у всех — на танцевальной площадке или за столом, освещенные со всех сторон огнями. Ну что ж, такова жизнь.
Я заказал легкую закуску и лениво жевал, наблюдая за публикой, слушая грохочущую музыку и громкий смех.
Я уже покончил с едой, когда к моему столику подошла девушка:
— Эй, чего приуныл? Думаю, все не так уж плохо. Как насчет того, чтобы потанцевать? А?
Я покачал головой, решив, что это одна из артисток, развлекающих публику за деньги. Всех их я знал наперечет, и они давно запомнили, что меня лучше оставить в покое. Эта же, вероятно, была новенькая.
Она улыбнулась, развернулась на пол-оборота, кокетливо глянув на меня через плечо, протянула в мою сторону руку, прищелкнула пальцами, и ее алые губки снова приоткрылись в заманчивой улыбке.
Ее подвижность, ее живая грация и задор, несомненно, приковали бы мое внимание, если бы не кое-что еще. Когда ее рука очутилась на уровне моих глаз, я заметил на ней родинку — родинку на левой руке, на тыльной стороне ладони, — это крошечное темное пятнышко отчетливо выделялось на белой гладкой коже.
Я оплатил счет и ушел. Этот бар я навсегда вычеркнул из своего списка — мне сразу вспомнился Хорек и те прогремевшие в ночи выстрелы.
Я взял такси и почувствовал, что за мною следят. Это, конечно, раздражало, но не более того. За мной часто следят. Но сейчас это не помешает мне поехать прямиком к себе домой — пока я в Калифорнии, я в безопасности. За криминальное прошлое я объявлен в розыск в десятке штатов, однако в силу существующего порядка меня нельзя выдворить из Калифорнии. Здесь я хоть и известен как мошенник, но все же пользуюсь неприкосновенностью, живу своей жизнью, реагируя лишь на те раздражители, которые касаются таких, как я.
Я заставил водителя поколесить по городу, а потом выехал за его пределы. Мысли о Хорьке не шли у меня из головы. Кроме того, я чувствовал что-то неладное.
Почти уже в полной темноте, на пустынной дороге, у нас заглох мотор. Водитель выскочил из машины и поднял крышку капота. Он сильно нервничал, руки его тряслись.
Я вышел из противоположной дверцы. Преступника можно арестовать за ношение огнестрельного оружия, вот почему я почти никогда не ношу с собой пистолет.
Зато использовать собственные мозги не запрещено законом, а они не раз выручали меня из таких переделок, в каких не помогли бы никакие пистолеты.
Я посмотрел назад, на пустынную дорогу. Навстречу, в сторону города, ехала машина, эдакая изящная сверкающая никелированная штучка. За рулем сидела женщина, вся закутанная, несмотря на теплую погоду.
Зашуршали по гравию шины, и дамочка высунулась из машины:
— Эй, таксист, что, поломка? Может, передать что-то в городе или подвезти?
У нее был приятный голос.
Я сунул таксисту деньги за проезд и вышел на дорогу:
— Не довезете ли до города, если, конечно, не затруднит?
Женщина рассмеялась низким грудным смехом и распахнула дверцу:
— Пожалуйста, пожалуйста, садитесь вперед.
Она нажала на газ, и машина рванула с места. На руке, сжимавшей руль, я заметил крошечную родинку.
Она поняла, что я узнал ее. Ее правая рука, скользнув, опустилась на мое колено.
— А с вами не так-то просто познакомиться, Эд Дженкинс.
— Благодарю вас за чуткость, которую вы проявили, столь любезно посадив меня в машину, — сказал я, — все было очень ловко продумано — и поломка такси, и то, что вы ехали навстречу, а не в том же направлении, что и я.
