- «Вернусь, сразу начнем строиться, - слышался ломкий голос Ионела, - такой домище отгрохаем, не дом, а настоящий храм…»
Мош Дионис повернулся к стене. С фотографии на него весело смотрел черноусый парень в солдатской гимнастерке - его старший сын Архип.
- Не вернулся, сынок, - прошептал старик.
- «И заживем в нем все гуртом, как у Христа за пазухой…» Мош Дионис, а что значит «как у Христа за пазухой»?
- Хорошо, значит.
- Это что - неологизм или архаизм?
- Не знаю, сынок, раньше так говорили.
- Значит, архаизм, то есть слово, вышедшее из употребления.
- Читай дальше, сынок.
- А тут все… «Кланяюсь всем, Архип».
- Ты же с середины стал читать.
- Разве? - Ионел повертел треугольник. - Ах, да, тут есть еще несколько строк… «Здравствуйте, мои дорогие тата и мама, и братья мои младшенькие Тудорикэ, Георгицэ и Харитонаш!…»
Мош Дионис сидел в председательском кабинете, хмуро глядя в стол:
- Значит, не дашь шиферу? Апостол воздел руки к небу:
- Мош Дионис, я уже тебе битый час повторяю, что твой дом трогать нельзя, что он станет му-зе-ем! А про крышу не думай, как только найдем камыша, сразу починим.
- И когда же это мой дом музеем станет?
- В будущей пятилетке, А пока, - председатель сделал широкий жест, - живите себе на здоровье.
- Ага, - прищурился старик, - стало быть, чтоб план твой удался, в будущей пятилетке нам с Лизаветой надо будет помереть? Ну, спасибо, председатель.
Он напялил помятую шляпу и пошел к двери.
- Погоди, мош Дионис! Ты куда? - Помирать, куда же еще?
- Мы вам квартиру дадим! - Апостол вскочил из-за стола. - Со всеми удобствами.
- Чтоб я в мои годы по казенным квартирам мотался? Ну, знаешь… - старик двинулся к выходу, но снова остановился. - И потом вранье все это. У тебя вон приезжие специалисты годами жилья ждут, а ты каким-то пенсионерам дашь? Нехорошо, Гриша, обманывать старого человека.
Мош Дионис вышел из кабинета, страшно скрипя задубевшими парадными ботинками. Лоб Апостола покрылся испариной, он высунулся из окна:
- Вася, передай, чтоб приготовили сауну! - затем хлопнул себя по лбу. - Нет, отставить! Едем в четвертую, там опять завал!
Мош Дионис подошел к своему колодцу, вытащил воды и стал пить прямо из ведра. К нему поспешила Лизавета:
- Ну что? Что он сказал?
Старик продолжал жадно пить, вода стекала па бороде на запыленную рубаху, оставляя темные следы.
- Я же только что ее простирала, - заворчала жена. - Так он дает шиферу или нет?
Дионис опустил ведро на колодезный сруб, утерся шляпой и со злостью взглянул на свой дом:
- Зачем на старую клячу портить новую попону?
- Это он так сказал?
- Это я так говорю. Дионис вошел в дом, снял со стены икону и достал поросенка. Посмотрел на наклейку «Вскрыть после смерти», словно увидел ее впервые, поднял копилку и грохнул о пол. На пороге выросла перепуганная
Лизавета.
- Это же позор всему роду Калалбов! - загреб мел старик. - Ну при старом режиме, ладно, а сейчас? Чем мы хуже, других, а, Лизавета?
- Это он так сказал?
- Это я так говорю! План у них есть, все село на городской лад перестроить, а наш дом велено не трогать и, знаешь, почему? Пусть, говорит, как памятник бедности останется, потому как хуже его во всем селе не сыскать!
- Так уж и не сыскать!
- Потому и шиферу не дает, пусть, говорит, увидят правнуки ваши, в каких страшных условиях вы жили!
Лизавета выпрямилась, голос ее затвердел:
- Да какое ему дело до наших правнуков?
- Вот и я говорю, - подхватил Дионис, - чего ты нас на посмешище перед потомством выставляешь? Да если захочу, я такой дом отгрохаю, не дом, а этот… настоящий храм!
- Вот именно!
- Так что будем того, - Дионис махнул рукой, - строиться.
У жены округлились глаза: не ослышалась ли?
- Ты, Лизавета, на меня не пялься, - ласково сказал старик, - ты лучше подмети, а то как в свинарнике.
И он пнул ногой отбитое поросячье рыло.
В ворота Калалбов задним ходом въехал самосвал. Кузов накренился, и во двор посыпались глыбы белого известняка. К куче подошли старики.
- Хороший камень, - сказал Дионис.
- Дорогой больно, - посетовала жена. К ним приблизился водитель Бузилэ:
- Ну как, мош Дионис, нравится? Красавец, а не камень! Из такого только крепости строить.
Он ударил носком ботинка одну из глыб - она развалилась на две равные части. У стариков вытянулись лица. Бузилэ довольно хмыкнул:
- И что самое смешное, колется точно пополам.
Чтобы проверить свою гипотезу, он снова замахнулся ногой, но в это время над селом раздался трубный глас:
- Водителю Бузилэ срочно явиться в правление! Повторяю, бывшему водителю Бузилэ срочно явиться в правление!
- Ну вот, завел долгоиграющую, - с досадой сказал водитель, глядя поверх деревьев на вершину холма. - Ладно, я двину. Вторую ходку сделаю, когда стемнеет.
- Как же ты ее сделаешь, касатик, - растерялась
Лизавета, - если он тебя бывшим назвал? Бузилэ весело сверкнул зубами:
- Что самое смешное, он меня уже второй год так обзывает, запугать хочет. А я не из пугливых, мне все одно, где баранку крутить.
И он направился к кабине, напевая:
- Наш адрес - не дом и не улица, наш адрес - Советский Союз!
Самосвал заурчал и выкатил за ворота. Мош Дионис поднял тяжелый камень и заковылял к сараю. Над селом прокатилось:
- Мошу Дионису немедленно явиться вправление! Повторяю…
Старик повернулся и, не выпуская из рук камня, закричал в сторону холма:
- Ну что тебе надо? Что ты людям покою не даешь?
- Не ори, - сказала Лизавета, - он тебя все равно не слышит. Переоденься и ступай к нему. Оф, не нравится мне все это, Дионис!
Кроме Апостола в кабинете сидел молодой архитектор. Страшно скрипя ботинками, к столу подошел мош Дионис. Он был в темном выходном костюме, в котором чувствовал себя, как рыцарь в доспехах. Не
