на мою особу, – в известных целях.
Г-жа Сериз покраснела и стала кашлять. Она покашляла с минуту, не более, но так выразительно, что Бина-Вуаси счел долгом помочь ей.
– Г-н Сериз, конечно, здоров, – сказал он. – Он вернется.
– Вы думаете?
– Я знаю это. Ему ворожила очаровательная бабушка будущих своих внуков.
Г-жа Сериз, в виде благодарности, заинтересовалась положением самого Вуаси.
– Так вы, значит, женились на мадемуазель Шеврез?
– Как полагается.
– По любви?
– Да.
– И были ей хорошим мужем?
– Сударыня, – возразил Вуаси-Бина, – автор в противном бы случае не сел бы писать роман.
Г-жа Сериз растроганно протянула ему руку. Но окончился срок сефирота: материя, коей был облечен он, распалась в ничто, и рука женщины встретила пустоту и вернулось изумление.
– Что это? – сказала она, вздрагивая. – Я, кажется, слишком много думала об этом романе. С кем говорила я? Ах, тоска, тоска! Был здесь г-н Вуаси или нет? Если он был, то уход его не совсем вежлив.
Она томилась, и тут начал работать Хесед, коему поручено было рассмешить г-жу Сериз, это во- первых, и внушить ей Радостную уверенность – во-вторых. Сефирот оживил фотографию г-на Сериз, стоявшую на каминной доске. Как только взгляд г-жи Сериз упал на этот портрет – с ним произошли поразительные, странные вещи: левая рука ловко закрутила черный, молодой ус; один глаз комически подмигнул, а другой стал вращаться непостижимым, но совершенно не безобразным образом, и г-жа Сериз окаменела от удивления. А глаз все подмигивал, ус все топорщился, и было это так нежно и смешно, что г- жа Сериз, не выдержав, расхохоталась. Этого и добивался Хесед; тотчас же он проник в доступное в эту минуту сердце женщины и Радостная уверенность была с ней. Конечно, она долго протирала глаза, когда портрет успокоился, но это ничего не сказало ей; она бессильна была решить – было то, что было, или же было то, чего не было? Так гениальный Калиостро распорядился ее сознанием.
IV
Третий сефирот, Нэтцах, очутился на гребне бельгийского окопа и тщательно поймал своею крепкой, как алмаз, рукой штук девять шрапнельных пуль, готовившихся пробить г-на Сериз. Он так и остался при нем, щелкая время от времени пальцем по некоторым весьма назойливым гранатам и бомбам. Сефироты, как и люди, нуждаются в отдыхе; отдых Нэтцаха, когда он предавался ему, состоял в том, чтобы портить неприятельские материалы. Он трансформировал взрывчатые вещества, делая из пороха нюхательный табак, – тогда при выстреле все чихали, и чихали так долго, что уж никак не могли взять верный прицел; или забивал пулеметы сжатым ветром, отчего пули их летели не далее трех шагов.
Много поднялось к небу душ с поля сражения, но не было среди них ни одной немецкой души. «Есть ли душа у немца?» – размышлял сефирот. Оставим его решать этот вопрос: мы уже решили. Есть, но она в пятках и не показывается.
Калиостро посмотрел в зеркало Свенденборга и увидел, что приказания выполнены. Тогда он взглянул наверх, к высокому потолку, где в сумерках снегового вечера тихо плавали чудесные лилии Ацилут – Мира сияния. Лилии издавали тонкий, прекрасный аромат, и аромат этот был Разум событий, и Калиостро погрузился в него. Каждому открыт Разум событий, кто поступает, как поступил Калиостро, но немногие знают это.
Вокруг вершины Армуна бушевала метель. К огромному зеркальному окну дворца подошел каменный баран; гордые, голодные глаза его выразительно смотрели на Калиостро, а на великолепных рогах белел снег.
– Ступай, дикий, ступай, – сказал Калиостро, – немного вниз и немного налево! Там есть еще довольно травы.
Баран исчез, и был ему по его бараньему положению – травяной кусок хлеба.
Так жил могущественный Калиостро на пике горы Армун, в северном Индостане, где никогда и никто не видел его. Все, описанное здесь, – истинно, и в заключение можем мы привести одну из семи тайных молитв Энхеридиона, читаемую по воскресеньям:
«Избави меня, Господь, свое создание, от всех душевных и телесных страданий, прошедших, настоящих и будущих. Дай мне, по благости твоей, мир и здоровье и яви свою милость мне, слабому твоему созданию!»
ПРИМЕЧАНИЯ
Происшествие в квартире г-жи Сериз. Впервые – журнал «Аргус», 1914, Э 22. Печатается по изд.: А.С.Грин. Загадочные истории. Пг., 1915.
Лавуазье, Антуан, Лоран (1743-1794) – французский химик.
Мария-Антуанетта (1755-1793) – французская королева, казненная по постановлению трибунала во время Великой французской буржуазной революции.
Эмпирики – последователи учения, признающего опыт (чувственное восприятие) единственным средством достоверного познания.
Клио – в древнегреческой мифологии одна из девяти муз, покровительница истории.
Халдейские жрецы – жрецы из Вавилонии, правившие ею в 625-537 гг. до н.э.
Сенешал – королевский дворецкий во Франции V-VIII веков.
Розенкрейцеры – члены возникших в XVII веке в Европе религиозно-философских тайных обществ, слившихся впоследствии с масонами.
Агриппа – Марк Випсаний Агриппа (ок. 63-12 до н.э.) – римский полководец, строитель многих сооружений в Древнем Риме – водопровода, Пантеона и др.
Ю.Киркин
Рассказ Бирка
Вначале разговор носил общий характер, а затем перешел на личность одного из присутствующих. Это был человек небольшого роста, крепкий и жилистый, с круглым бритым лицом и тонким голосом. Он сидел у стола в кресле. Красный абажур лампы бросал свет на всю его фигуру, за исключением головы, и от тени лицо этого человека казалось смуглым, хотя в действительности он был всегда бледен.
– Неужели, – сказал хозяин, глотая кофе из прозрачной фарфоровой чашечки, – не-у-же-ли вы отрицаете жизнь? Вы самый удивительный человек, какого я когда-либо встречал. Надеюсь, вы не считаете нас призраками?
Маленький человек улыбнулся и охватил руками колени, легонько покачиваясь.
– Нет, – возразил он, принимая прежнее положение, – я говорил только о том, что все мои пять чувств причиняют мне постоянную, теперь уже привычную боль. И было такое время, когда я перенес сложную психологическую операцию. Мой хирург (если продолжать сравнения) остался мне неизвестным. Но он пришел, во всяком случае, не из жизни.
