постановкой вопроса обозначить ориентиры нужного направления, а ее истинное решение образует прелесть и усладу будущих пилигримов духа. Судьба русского еврейства и его идеологии — русского сионизма кажется мне такой верной постановкой вопроса и в недрах этого предмета, как мне хочется думать, свернуто искомое qualitas occulta (скрытое свойство) русско-еврейской мистерии.
Глава I. Формационное строение еврейской духовности
Мишель Монтень
Граф Л. Н. Толстой
Хотя тема еврейской духовности не может похвалиться популярностью во всеобщем духовном познании и духовной культуре в целом, но предрассудков и заблуждений здесь ничуть не меньше, чем в каком ином актуальном духоведении. Попытка уяснить себе суть этого обстоятельства, — насколько я в состоянии сделать это, не выходя из узких пределов, намеченных для настоящего рассуждения, — входит в состав моей аналитической заботы. Умозрительно здесь к месту соображение, что недо-разумения с еврейской духовностью образуют самостоятельную часть проблематики иудаизма как целостной проблемы мировой культуры. И если таинство еврейской духовности в отдельности еще может быть помыслено с чисто методологической стороны в плане непригодности рационального метода в противовес пророческому, то остановка проникающего усилия на этом методологическом пункте и будет ящиком Пандоры всех еврейских проблем. Методология здесь не панацея, а катализатор, какой активизирует еврейское сознание. Именно в этом последнем заключен ens entium (сущность сущностей) пресловутого еврейского вопроса во всех отраслях и дисциплинах человеческого духа, как раз в незнании его как сознания таятся все и возможные grande profundum (великая тайна) и grande quidprongo (великое недоразумение) еврейского производства.
Основной вопрос при этом полагается в смысловой существенности термина «еврейское сознание»: является ли данное словосочетание выражением некоего специфического духовного образования либо этимологическим изображением рядовой разновидности человеческого сознания? В подобном контексте этот вопрос, по сути дела, даже не ставился, — издавна бытовали две несоприкасаемые точки зрения: первая, априорно возводящая еврейское сознание в нечто высшее и догматическое, данное богоизбранному народу, и вторая, также априорно выводящая родовое человеческое (еврейское) сознание в качестве последовательного развития человеческого духа. Суть подобного разделения в огрубленном виде можно понять на примере соотношения древнегреческой и древнееврейской культур. Хотя между ними устанавливается немалое количество компромиссов, эклектических сочетаний и точек соприкосновения, на глубинном основании прочно укоренена идея о их несовместимости; не поколебали эту идею даже такие выдающиеся явления иудео-эллинского синтеза, как Филон с еврейской стороны и Платон с греческой. Аналитическая ситуация тут расширенно обрисована И. Дворкиным: «Если древнееврейская и древнегреческая цивилизации, отстаивая свою независимость, так и остаются двумя отдельными мирами, то развивавшиеся на основе Библии и эллинизма мировые религии, христианство и ислам, просто не могли не опираться на эти разные и часто противоположные культурные реальности. Тем самым в самих основаниях этих религий заложен фундаментальный внутренний конфликт, который создает почву для возможных дискуссий в течение целых тысячелетий. В тех случаях, когда при постановке совместных проблем библейская и философская мысль сталкиваются между собой, это может быть продуктивно для той и для другой. Однако, как правило, реальной встречи не происходило. Философия захватила себе сферу науки и рационального мышления, а религия сохранила область культа, идеологии, нравственности, историософии. Произошел раздел территорий, и от эпохи зависело только, где именно пролегала граница» (1999, с. 16). Заключительный пассаж этой сентенции таков: «Однако главное отличие не в концепциях и доктринах, а в самой системе мышления», предусматривая, что философия обладает одной системой мышления, а религия несет в себе совсем другую систему мышления. Хотя не может подлежать сомнению, что любая система мышления всегда суть философия, ибо она система. Действительное различие способов мышления, какое должно иметься в виду, находит отражение не в методологическом плане, а гораздо глубже, в диагностических признаках рациональной философии и вдохновенной (пророческой) философии, но никак не в виде противостояния философии и религии. Великий творец философии как человеческой мудрости — Г. Гегель упирал на «… то, что религия, правда, может существовать без философии, но философия не может существовать без религии, а содержит ее внутри себя» (1975, с. 66).
Итак, противостояние философии и религии в научной иудаике заявляет о себе первым принципиальным заблуждением, в силу которого еврейская духовность всецело относится к ведомству религии и даже обуславливается религиозным фактором, что, как будет ясно из последующего, чревато полной стерилизацией радикальных тенденций еврейской духовности. При этом погашается главное предназначение духовности — быть магнитом для стягивания и быть коллективным средством для скрепления духов во всеединстве, — ибо разделение философии и религии зиждется на несовместимости еврейского и внееврейского духовных комплексов, как об этом толкуется на примере взаимоотношения еврейского и греческого континиумов. Процитированный И. Дворкин высказал общегносеологическое состояние данной позиции, а доказательную функцию взял на себя Ш. Мопсик, который, говоря о Мидраше — «классической раввинистической экзегезе», насыщенной греческой терминологией, утверждал: «И, тем не менее, в этой литературе не заметно ни малейших следов влияния греческой философии. Отсутствие связи с мыслью великих греческих философов всегда вызывало удивление: неужели раввины первых веков не знали о существовании философских школ Платона и Аристотеля? Даже в тех случаях, когда прямо упоминаются философы и речь заходит о каких-нибудь спорах между ними и раввинами, сама философская мысль, как кажется, совершенно не интересует учителей раввинистического иудаизма того времени. Нужно, впрочем, учитывать, что по дошедшим до нас документам невозможно с уверенностью судить ни о позиции этих раввинов, ни о степени их знакомства с философией. В отличие от христианских отцов церкви, они не оставили авторских произведений, их мысль можно проследить лишь по разрозненным кратким толкованиям и лаконичным высказываниям, то тут, то там возникающим в большом корпусе разнообразных текстов» (I999, c. 41).
Данное свидетельство недостоверно прежде всего с фактической стороны и еврейское наследие хранит прелестную философскую миниатюру Иегуда Галеви «Кузари», датированной XII веком н. э. , где совершенно открыто и непосредственно показано, что раввины того времени не только великолепно знали греческую философию, но и глубоко в ней разбирались, умея блестяще отстаивать свои позиции и оспаривая мнения греческих мудрецов; Филон Александрийский, таким образом, был не исключением или особенностью еврейского духостояния, а главой школы, культивирующей синтетическое направление греко-еврейской сублимации. И тем не менее загадка остается и в дальнейшем изложении будет указано, что до завоевания Александра Македонского еврейское и греческие письмена были «немы» в отношении друг друга, и также будет проиллюстрирован способ, которым идея духовности решает эту «странность»
