Честно говоря, эволюционисты до сих пор не могут объяснить некоторые загадки, которые оставил Дарвин. Это касается и возникновения перьев, которые по Дарвину образовались из чешуи рептилий. Превращение ящерицы в птицу должно было быть очень длительным. И действительно, первая взлетевшая птица должна была иметь достаточно перьев для полета. Но когда это случилось, даже если предположим, как некоторые ученые, что перья сделаны из того же материала, что и чешуя ящерицы? В какой момент рептилия полетела?
Существуют и другие загадки, и не худшей из них является вот эта: как детеныши китов могли получать молоко матери до того, как у матери развились соски, приспособленные для подводного вскармливания? И если свойства мамочки и малыша эволюционировали одновременно, как при этом выживали детеныши?
Не обнадеживает дарвинистов и хроника окаменелостей. Среди окаменелостей были найдены около ста тысяч видов (Дарвин имел сведения только о нескольких сотнях). И критики дарвиновской эволюции – Майкл Дентон, например – подчеркивают, что среди этих вымерших видов и среди почти что миллиона ныне существующих, определенных наукой, всего лишь несколько, да и то небесспорно, могут быть связующими звеньями между прежними видами и современными нам.
Небесспорно – ключевое слово. Например, lungfish, всегда упоминавшаяся в качестве связующего звена между рыбами и рептилиями, имеет жабры и кишечник, как у рыбы, и сердце, как у позвоночных, живущих на суше. Если бы она действительно была бы какой-то переходной формой, говорят критики Дарвина, не должны ли были ее органы тоже быть переходного типа, а не просто подобными органам других видов? Для таких ученых, как Дентон, и для других оппонентов Дарвина это – не подобие видов, а их уникальность, вот что важно.
Да, существует и такое направление биологии, как кладистика, чьи сторонники абсолютно отвергают наследственность. Кладистика подчеркивает необходимость классификации животных, но отрицает многие принципы классификации, например, иерархию форм жизни. Они подчеркивают необходимость тщательного разграничения групп животных, учитывая, как сказал главный теоретик кладистики, «что ни один вид не может считаться предком для другого».
Не нашли дарвинисты поддержки классической теории и после того, как биологи еще дальше углубились в органическую химию. Молекулярная биология не видит причин, по которым современные виды можно считать произошедшими от ранее существовавших. На молекулярном уровне виды имеют ту же самую структуру, что и имели когда-то.
Оглядываясь в прошлое, можно считать чудом, что Чарльз Дарвин стал фигурой, которая и в наши дни вызывает какие-то эмоции. Даже когда он в 1831 году, в возрасте 22 лет, отправился на военном паруснике «Бигль» в плавание, ничто не предвещало, что он станет кем-то более значительным, чем любитель-натуралист.
Мальчиком, а позднее и юношей, Дарвин питал слабость к охоте и прочим популярным времяпрепровождениям того времени. Его отец, врач и атеист, держащий свою точку зрения на религию при себе, решил, что юному Чарльзу не дано достичь особенных высот, и отправил его учиться на священника в Кембриджский Университет. Юноша согласился, потому что карьера такого рода включала в себя и захватывающие дух погони с гончими, и энергичный деревенский труд.
Но вмешалась другая жизнь, и все изменилось. В Кембридже Дарвин сблизился со своими профессорами, особенно с теми, кто интересовался естественными науками. Он сам всегда собирал насекомых, змей и прочую флору и фауну, которую любознательные мальчики тащат домой из своих походов. В Кембридже эта страсть лишь усилилась и превратилась в занятие всей жизни.
Событие, которое изменило всю его жизнь – и возможно, изменило весь мир – произошло после окончания университета, когда он устроился на «Бигль» компаньоном капитана Роберта Фицроя, и исследователем. Судно должно было нанести на карту побережье Южной Америки и обогнуть земной шар. С самоотверженностью и тщательностью, заслуживающими награды, Дарвин изучал влажные тропические леса Бразилии и пустыни Патагонии. Он жил среди дикарей Огненной Земли на самом южном краю Южной Америки и пережил страшное землетрясение в Чили. Его приключениям не было конца. Однажды в Аргентине он понял, что блюдо, которое ему приготовили, сделано из редчайшей птицы, подвида нанду, американского страуса, которого он давно разыскивал.
Большое значение для него имели его путешествия в Анды и исследования пластов окаменелостей и геологических свидетельств, которые и убедили его в колоссальном возрасте Земли. Как же иначе могло это все образоваться всего за 6,000 или около того лет, как говорит об этом религия? К концу пятилетнего путешествия вокруг света Дарвин отбросил все мысли о работе священника и собрал большую часть данных, которые почти через два десятка лет он опубликовал в своей книге «Происхождение видов» (полное название книги носило оттенок типично викторианский: «О происхождении видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь»).
Плавая на «Бигле», Дарвин останавливался на Галапагосских островах, где среди прочих диковинок наблюдал и 13 видов вьюрков, которые казались ему вполне родственными, несмотря на разную форму клюва и окраску. В своем журнале он поставил вопрос: почему Создатель мира создал таких разных птиц для такого затерянного уголка, как Галапагосы? Он размышлял о том, зачем птицам такие разные клювы и спрашивал, не они ли сами изменили свое строение для того, чтобы лучше управляться с целью, будь то ловля насекомых или открывание моллюсков.
Это было революционное предположение, потому что вплоть до этого момента Дарвин, да и все остальные натуралисты, считали все виды, существующие в мире, неизменяемыми и стабильными созданиями Бога-Творца. Бог создал их такими, какими они должны быть всегда, и сказал Адаму, чтобы тот дал им имена.
Не скоро, лишь в 1837 году, если судить по записям в дневнике, Дарвин стал развивать эту мысль об эволюции. На него большое впечатление произвели труды английского экономиста Томаса Мальтуса, особенно идея о том, что главная проблемой для любой группы животных – будь то люди, мыши или слоны – увеличение количества обитателей в геометрической прогрессии. Внутри каждого вида заложена способность к быстрому и опасному увеличению в количестве, намного превышающем имеющиеся запасы пищи. Исходя из этого каждый представитель вида должен сражаться насмерть за то небольшое количество пищи, которое ему необходимо. Будут выживать только достаточно приспособленные и злобные представители вида, способные отстоять пищу.
Выживание – вот ключ ко всему. К тому времени Дарвин отказался от веры в благожелательного Бога, который управляет жизнью и ведет ее к лучшему из миров. Наоборот, он видел Землю зависящей только от слепого случая, где процветали лишь существа, лучше приспособленные к превратностям жизни. Они выращивали потомство и передавали свои качества детям. И в этом вечном процессе эволюции более приспособленные поколения будут еще более приспособлены к выживанию, чем предыдущие.
О самом главном, о моменте превращения неживой материи в живую, Дарвин как правило умалчивает. Если дело касается вопросов, по которым у него не хватает знаний, Дарвин предпочитает не говорить ничего. Хотя в одной главе «Происхождения видов» он рассматривает существование первичного бульона, который был способен при наличии определенных химических веществ и нужной температуры дать жизнь тем исходным веществам, которые плавали в нем. И несколько раз в «Происхождении...» и других своих работах он повторяет свои выводы, цитируя латинскую фразу, которую приписывает Карлу Линнею, шведскому ботанику XVIII века: natura non facit saltus, – природа не делает прыжков.
Возможно, это самое спорное из его высказываний, и даже самые ревностные сторонники Дарвина с трудом соглашались с этим. Американский биолог Стивен Джей Гоулд, который лучше всех писал об эволюции, призывает Дарвина к ответу, называя великого натуралиста типичным представителем своего времени, англичанином, который был абсолютно уверен в том, что мир может развиваться только вежливо и размеренно, по нарастающей, как английская конституция.
Сам Гоулд – сторонник более динамичной теории эволюции, которую он назвал «прерывистое равновесие» (punctuated equilibra). Согласно этой теории, формы жизни существуют неизменными в течении нескольких эр (равновесие), а затем внезапно изменяются за сравнительно короткий период (прерывистость). В результате появляются новые формы жизни, приспособленные к новым условиям существования (Гоулд, видимо, типичный американец).
Прерывистое равновесие – вариант объяснения, почему среди окаменелостей отсутствуют
