— Вирус что-то делает с телами вампиров, — закричал Ульман, стараясь перекричать автомат Ленки. — Их очень сложно убить! Даже просто остановить сложно!
Радио надрывалось:
«Непредвиденная остановка…» помехи «на путях поваленный ствол…» помехи «черт!» помехи «Через десять минут машинисты расчистят завал»
Девочка, опровергая слова киборга, упала на землю и задрыгала ножками в синих лосинах, купаясь в луже собственной крови. Из-за валуна в нашу сторону полетели пули, загрохотали по стенке вагона, завизжали, отскакивая от стальных листов.
Мы кинулись на пол, при этом у Ульмана вновь задымилось плечо. Старичок усмехнулся и пополз к своей полке.
Я лежал, уткнувшись носом в горячий, грязный пол и смотрел на ПМ в правой руке. Пистолет казался глупой и неуместной игрушкой, а голос машиниста по радио — тонким и изящным издевательством:
«Стоянка — еще пять минут».
— Вампиры не дадут нам уйти, — сказала Ленка.
Пули продолжали стучать по вагону, кто-то орал благим матом совсем недалеко. Стреляли возле головного вагона, там, где машинисты безуспешно пытались убрать поваленное дерево с рельсов. Лена подползла ко мне и прошептала на ухо:
— По счету три.
От нее пахло потом, водкой и дешевым одеколоном. Я спросил:
— Ленка, ты, правда, в «отделе зачистки» служила?
— Раз, — сказала Лена и подмигнула. Глаза у нее были красивыми, выразительными — пожалуй, самая женственная часть в Ленке. Остальное — как у мужика. Как у мужика, который никогда не следит за собой.
Она сказала:
— У этих дохляков? Да они только и умеют, что бегать по канализации и латать бреши, пробитые вампирами.
Я спросил, перезаряжая пистолет:
— Тогда где?
— Два, — сказала Лена и улыбнулась.
Прикрыла глаза, глубоко вздохнула и провела кончиком носа у меня по щеке. Я поспешно отодвинулся назад.
— Я тебя не возбуждаю? — спросила Лена, не открывая глаза.
— Не в этой ситуации… — промямлил я.
И тогда наша боевая подруга сказала:
— Три!
Мы вскочили одновременно. Очередь из АК откинула назад крепкого мужчину-вампира, который хотел оттащить дергающуюся в конвульсиях девчонку в укрытие. Упырь упал возле одинокого фонаря, прямо в круг света. Из дымящихся дыр, которые теперь заменяли ему глаза, валил густой дым.
Я прострелил голову еще одному вампиру — он крайне не вовремя выглянул из-за валуна. Вышло это случайно, но красиво — пуля перемолола зубы и язык твари в однородный фарш, который бурным потоком повалил у вампира изо рта. Вурдалак встал на карачки — его рвало собственными внутренностями. И еще чем-то, что даже отсюда выглядело крайне непрезентабельно.
— Обратная перистальтика, — поведал вернувшийся старичок-киборг. В зубах у него покоилась смятая «прима», а на плече — новая повязка. — Часто наблюдается у вампиров перед смертью. Эту тварь сейчас рвет собственными фекалиями. Принести коньячку?
Ленка со всей дури толкнула Ульмана — он грохнулся на пол — а сама спряталась за стенку. Я последовал ее примеру — новая очередь рассекла воздух рядом с нами, словно стая разъяренных пчел.
Киборг барахтался на полу и бормотал:
— Неэтично. Как неэтично…
Лена на всякий случай прижала тело несчастного старичка к полу ногой и сказала:
— Не рыпайтесь, дедушка. Или не видать вам новых имплантантов.
Ульман затих, перестали стрелять и вампиры.
Потом одна из тварей закричала:
— Дайте нам забрать девочку, и мы перестанем стрелять! Мы отпустим ваш поезд!
Вместе с его словами в вагон врывался звездный свет и запах миндаля. А еще — едва уловимый аромат печеных пирожков.
Интересно, это у меня галлюцинации или в свободное время от распятия крови, упыри пекут пирожки?
«Еще несколько минут и наш поезд двинется…» помехи «Сука! Черт! Черт, черт, че…» помехи «Вась, посмотри, мне правда палец оторвало?…» помехи «Твари!» помехи «Черт! Черт, черт, черт…»
— Эта девочка так важна для них? — спросила Ленка.
— Может, чья-то дочь? — предположил с пола Ульман.
— Вампиры не могут иметь детей, — возразила девушка.
— Я имею ввиду, она была чей-то дочерью, до того, как они стали упырями. Ну, вы меня понимаете…
— Сначала перестаньте стрелять и дайте машинистам оттащить дерево! — закричала Ленка в окно.
Еще она крикнула:
— Поезд тронется, и вы сможете забрать ее!
«Черт, черт, черт!…» помехи «Ублюдки!…» помехи «Мой палец!…» помехи «Черт, черт, черт! …»
В соседнем отсеке снова заплакала Тамара. Странно, мне показалось, что она умерла. Еще в тот момент, когда началась перестрелка.
Что— то зашептала Юки, успокаивая мать.
— Хорошо! — крик с той стороны.
А потом была тишина и звук, который издают ногти, когда царапают асфальт.
Скребут асфальт, липкий от крови.
Через двадцать минут поезд тронулся, оставляя позади заброшенную станцию. А еще серокожую девчонку, пытающуюся выбраться из лужи собственной крови.
Часа в четыре утра в последнем вагоне взорвалась граната и из окон вместе с осколками стекла посыпались тени, охваченные огнем — кто из них был вампиром, а кто человеком невозможно было разглядеть. Огню плевать на расовые различия.
Мы с Ульманом высунулись из окна, наблюдая за пожаром. Похоже, вампиры успели проникнуть в тот вагон. Но теперь им конец. Впрочем, и людям тоже.
Легкий щелчок — и вагон отсоединился от состава, повинуясь сигналу, поданному кем-то из машинистов. Поезд набирал ход, и горящий вагон все больше отставал, освещая равнину, одинокие узловатые деревца, как бы соревнуясь с бледным ликом луны.
Искусственный свет — он всегда ярче. Правда, не такой долговечный.
Вскоре одинокий вагон исчез за поворотом.
— Почти красиво, — пробормотал Ульман. — Если бы не знать, что в том вагоне были живые люди.
Лена не разделяла чувств старика. Она настороженно вглядывалась в соседний тамбур. В руках — верный АК, взгляд — как камень.
— Всего один вагон отделял нас от крайнего, — сказала девушка. — Кто знает, может вампиры пробрались и туда?
Она посмотрела на меня и сказала:
— Проверим, Юрик?
