вид бурое тесто. Мы взирали на него с недоверием, но я все же попросил Джереми провести недельное испытание и доложить о результатах. В последнее время Джереми частенько наведывался к нам за советами. Сидишь дома, работаешь, вдруг — стук в дверь, появляется голова и слышишь:
— Э… это я, Джереми.
С этими словами он входит в гостиную и излагает очередную проблему. Вот и теперь, после недельного испытания «пирожка», я услышал знакомый стук.
— Э… это я, Джереми.
— Входи, Джереми, — пригласил я его.
Он вошел и остановился на пороге гостиной. Высокий, волосы цвета спелой ржи, нос, как у герцога Веллингтона, и ярко-голубые глаза, которые слегка косят, когда Джереми чем-то озабочен. Сейчас он заметно косил: значит, что-то не ладится…
— Ну, что случилось?
— Понимаете, я насчет этой смеси… Наши… гм… животные не хотят ее есть. Правда, мартышки попробовали немножко, но мне кажется, скорее из любопытства. А другие совсем не едят.
— А человекообразные?
— Даже не притронулись, — мрачно ответил Джереми. — Я уж и так и эдак, даже в молоко клал — не едят, да и только.
— А подержать их впроголодь пробовал?
— Нет, — сказал Джереми с виноватым видом. — Чего не пробовал, того не пробовал.
— Ну так попробуй, — предложил я. — Завтра же посади их на одно молоко и предложи «пирожок». И посмотри, что выйдет.
На следующий день — знакомый стук и знакомое: «Это я, Джереми».
— Я насчет человекообразных, — доложил он, стоя на пороге гостиной. — Мы оставили их без завтрака, потом дали молоко и «пирожок». Все равно не едят. Что будем делать?
Я был озадачен не меньше его. В Базельском зоопарке все животные охотно ели «пирожок». Очевидно, нашей смеси чего-то недостает. Мы позвонили мистеру Лемаркану.
— Как вы думаете, что можно добавить в смесь, чтобы она была вкуснее и заманчивее?
Он поразмыслил несколько минут, потом дал блестящий совет:
— Как насчет анисового семени? Абсолютно безвредно, и большинство животных любят его запах.
— Пожалуй, вреда не будет, — согласился я. — Вам нетрудно приготовить смесь с анисовым семенем?
— Что ж, это нетрудно, — ответил мельник, и отныне мы стали получать «пирожки», пахнущие анисом.
Животные с первой же минуты пристрастились к ним. До такой степени, что с той поры самым любимым видам корма они предпочитали «пирожки». Смесь явно пошла им на пользу, и приплод увеличился. За год после введения нового рациона было получено потомство от двенадцати видов млекопитающих и десяти видов птиц, и мы были чрезвычайно довольны собой.
Пожалуй, самыми важными, но и самыми тревожными для нас в тот год были роды у южноамериканских тапиров. Папаша, Клавдий, приобретенный мной в Аргентине, в свое время причинил нам немало хлопот: он удирал из зоопарка и производил опустошения в соседних садах и на полях. Но после того как мы нашли ему супругу, Клодетту, он остепенился, стал солидным и дородным. Тапиры смахивают на гнедых шотландских пони, а их длинный подвижный нос чем-то напоминает слоновый хобот. Обычно это ласковые и дружелюбные существа. Когда Клодетта достигла надлежащего возраста, состоялось спаривание. Мы тщательно записали все сроки на голубых карточках и вскоре убедились в ценности картотеки; как только у Клодетты появились признаки беременности, мы смогли, считая от даты последнего спаривания, определить, когда примерно ждать детеныша.
И вот однажды раздается знакомый стук в дверь: «Это я, Джереми», — и появляется озабоченный Джереми.
— Я насчет Клодетты, мистер Даррелл, — сказал он. — Если считать по карточке, она должна родить в сентябре… Ну вот, я и подумал, не лучше ли перевести ее в другой загон, отделить от Клавдия?
Мы обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что, в самом деле, стоит их разделить — ведь неизвестно, как Клавдий отнесется к детенышу. К тому же он близорук и вполне может нечаянно наступить на него. Клодетту перевели в соседний загон; она могла слышать запах Клавдия, даже тереться с ним носом через проволочную сетку — и спокойно производить на свет свое дитя. Но тут Клодетта дала нам повод для тревоги. Счастливое событие должно было вот-вот состояться, она заметно округлилась, однако плод не шевелился и соски не наливались молоком. Джереми, Томми Бегг (наш ветеринар) и я устроили совещание.
— Уж очень толстая кожа у этой чертовки, — угрюмо заметил Томми. — Вообще мышцы такие тугие, что я просто не могу прощупать плод.
— А ведь, судя по картотеке, — сказал Джереми, для которого наши карточки стали чем-то вроде оракула. — она должна разрешиться со дня на день.
— Меня заботит отсутствие молока. — добавил я. — По-моему, время давно пришло!
Опершись на ограду, мы рассматривали Клодетту, а она знай себе тихонько попискивала — такой уж голос у тапиров — и задумчиво жевала ветку боярышника, не обращая никакого внимания на наши озабоченные физиономии.
— Если она родит, — продолжал Томми, — а молока не будет, придется вам вскармливать детеныша. Какой состав молока у тапиров?
— Понятия не имею, — ответил я. — Но можно посмотреть в книгах.
Мы отправились в мой кабинет, однако ни в одном справочнике не нашли сведений о составе молока тапиров.
— Что ж, — заключил Томми после того, как мы отложили в сторону сорок седьмую книгу, — придется рискнуть. Возьмем за образец кобылье молоко и составим похожую смесь. Думаю, сойдет.
Мы припасли и прокипятили бутылочки и соски, заготовили все нужное для смеси, похожей на кобылье молоко, настроились, ждем, а Клодетта и не думает рожать! Наконец, в один прекрасный день, часов около трех (во время утренней уборки в половине одиннадцатого еще ничего не было), присматривавший за ней Джеф примчался к нашему дому.
— Родила! Родила! — кричал он, розовый от возбуждения.
Мы с Джереми в эту минуту стояли возле дома, обсуждая какую-то серьезную проблему, но тут бросили все и ринулись к загону Клодетты. Она спокойно уписывала морковь и фрукты из мисочки и даже головы не повернула. Мы осторожно заглянули в будку — там на соломе лежал самый очаровательный детеныш, какого я когда-либо видел. С небольшую собачонку, полосатый, как и положено детенышам тапира; ярко-белые продольные полосы на шоколадном фоне делали его похожим на ожившую конфету, вроде «раковой шейки». Я недоумевал, как мы могли не прощупать такой крупный плод в чреве Клодетты, не обнаружить никакого шевеления. Видно, малыш только что появился на свет, потому что там, где мамаша его вылизывала, шерстка еще не просохла.
Мы бережно поставили детеныша на ноги, чтобы определить его пол, он сделал несколько неуверенных шажков и снова лег. Белые полосы делали его очень заметным на соломе, но представьте себе густой лес и пробивающиеся сверху солнечные лучи — там лучшего камуфляжа не придумаешь.
Чтобы не прерывалась римская линия, мы окрестили детеныша Цезарем, затем решили проверить, как у Клодетты с молоком. Этот вопрос нас особенно заботил, потому что вскармливать детенышей — отнюдь не простое дело. Представьте себе наше удивление, когда мы обнаружили, что между десятью утра и тремя пополудни соски у роженицы набухли. Молока предостаточно — гора с плеч! Клодетта проявила себя образцовой мамашей, и вскоре Цезарь уже трусил за ней по пятам в загоне. Мы обратили внимание на то, что она кормит лежа, причем малыш тоже ложился рядом и жадно припадал к соскам.
Хотя тапиров давно разводят в зоопарках, ни в одной из книг моей библиотеки не были упомянуты три факта, которые мы установили эмпирическим путем. Первое: определить срок беременности почти невозможно — не прощупывается шевеление плода. Второе: соски наполняются молоком только после родов. И третье: мамаша кормит детеныша лежа. Кстати, добродушный нрав Клодетты позволил нам без
