Путь кенгуренка

чтобы мы не воображали, что незаметно подкрались к нему, он то и дело поглядывал на нас и поднимал брови, точно его шокировал наш неряшливый вид. В конце концов сиаманг смирился с мыслью, что аудитория пополнилась новыми слушателями, и сосредоточил все внимание на своей семье. Глядя в бинокль, я увидел, как он уселся поудобнее, разинул рот и запел.

Первые три-четыре крика были короткими и отрывистыми; в это время с горлом гиббона происходило что-то удивительное, оно все больше раздувалось по мере того, как он накачивал воздух в розовый, словно светящийся горловой мешок. Наконец мешок достиг нужных размеров, и началась настоящая песня. Интересно, что после каждого, если так можно сказать, куплета горловой мешок начинал опадать, а следующий куплет снова накачивал его воздухом. Насколько я понимаю, именно эта «граммофонная труба» издавала странную барабанную дробь в конце куплетов, когда из мешка вырывался воздух. После очередного куплета наступала короткая пауза, во время которой семья, увлеченно слушавшая певца, продолжала пожирать его глазами. А затем самка и один из юнцов, иногда поддержанные самым маленьким, разражались пронзительными отрывистыми криками — очевидно, своего рода аплодисментами; во всяком случае, так их воспринимал самец, потому что он тут же опять принимался петь.

Это длилось около четверти часа; всякий раз, как он останавливался, семья поощряла его продолжать, и он все больше возбуждался — ни дать ни взять исполнитель популярных песенок, который взвинчивает себя, чтобы последним, заключительным номером уложить поклонников наповал. Сначала он своими длинными руками срывал листья с ближайших веток, потом начал подпрыгивать на суку. Это вызвало настоящую овацию; тогда он забегал взад-вперед, согнув руки в локтях и болтая кистями с присущим гиббонам милым кокетством, чем окончательно привел семью в состояние экстаза. Финал был поистине великолепным — певец лихо прыгнул в воздух, камнем пролетел метров десять, совершенно расслабив руки и ноги, и вдруг, когда уже казалось, что сейчас ему придет конец, небрежно вытянул длинную руку, поймал подвернувшуюся ветку и закачался на ней этаким черным косматым маятником, изливая в песне всю душу.

Встреча с этим прилежным и увлеченным хоровым коллективом доставила мне истинную радость. Сиаманги очень серьезно относились к своим музыкальным упражнениям и пели с наслаждением. Приятно сознавать, что в этом огромном заповедном лесу никогда не переведутся стаи гиббонов, весело поющих друг для друга в беседках из зеленой листвы.

Глава восьмая. ЯСЛИ ДЛЯ ВЕЛИКАНА

Он прыгал и скакал, он ползал и барахтался,

Пока не упал без сил.

«Охота Ворчуна»

Киносъемки — дело мудреное, и нет ничего удивительного в том, что через три дня после нашего отъезда из Национального парка можно было увидеть, как я стою на верхней перекладине высокой стремянки, Крис и Джим лежат внизу на траве, а Джеки и некоторые другие лица выстроились в круг, словно игроки в крикет во время подачи. Причиной столь странных маневров было одно из самых любопытных животных, каких мне когда-либо доводилось встречать.

Из Таман Негара мы отправились в долгий путь до городка Дунгун на восточном побережье, где надеялись посмотреть на одну из крупнейших в мире рептилий, а по пути нам попалась другая рептилия, не столь крупная, но ничуть не менее интересная. Часть пути пролегала по лесистым холмам, и дорога состояла из сплошных крутых поворотов: в жизни не помню, чтобы мне приходилось столько петлять. Поворотов было такое количество и они так часто следовали один за другим, что Джим, лежавший в кузове лендровера, в конце концов попросил нас остановиться. Он возлежал среди снаряжения, словно какой- нибудь римский император, причем для вящего сходства прижимал к груди большущий ананас, приобретенный нами в деревне, которую мы недавно проехали. Лицо Джима было цвета зеленого горошка — тревожный признак.

— Что с тобой? — спросил Крис.

— Меня укачало, — робко произнес Джим.

— О, господи! А от чего тебя не укачивает?

— Я не виноват, — обиженно возразил Джим. — Сплошные петли да повороты. Только настрою желудок, как вы уже закладываете новый вираж.

— В самом деле, давайте сделаем остановку, — вмешалась Джеки. — Заодно позавтракаем.

Джим с тоской посмотрел на нее.

— Ты думаешь, мне до завтрака? — осведомился он.

— А я хочу есть, — безжалостно ответила Джеки.

Мы достали наши припасы и разместились на обочине; пока мы ели, Джим упорно смотрел в другую сторону. Наевшись холодного мяса и закусив ананасом, мы прилегли отдохнуть. В это время я заметил среди деревьев поодаль двух необычного вида птиц. Я достал бинокль и пошел по дороге в их сторону. Когда же подошел ближе, то обнаружил, что на макушке деревьев затеяла любовные игры пара вилохвостых дронго. Эти птицы величиной с черного дрозда, у них закругленные хохолки, а два наружных хвостовых пера сильно удлинены и заканчиваются расширенными опахалами, напоминающими ракетки; оперение снизу сине-зеленое с металлическим отливом, сверху — черное с матовым блеском. Они бегали по ветвям, пританцовывая и выписывая хвостами замысловатые кривые; они взлетали и пикировали друг на друга, и тогда опахала на конце хвостовых перьев становились похожими на странных круглых жуков, летящих вдогонку за птицами. Время от времени дронго что-то кричали низкими, хриплыми голосами.

Тут мое внимание привлекла небольшая сероватая ящерица, которая сновала по стволу, слизывая длинным языком древесных муравьев, поднимавшихся цепочкой в свою зеленую обитель. Но ящерица показалась мне бесцветной и неинтересной, и я уже хотел перевести бинокль обратно на дронго, когда эта маленькая рептилия выкинула такую штуку, что я, фигурально выражаясь, подскочил в воздух на несколько метров, — вдруг ни с того ни с сего на горле у нее вырос какой-то треугольный белый лоскут, похожий на парус. Несколько секунд ящерица то выдвигала, то убирала этот «воротничок», потом прыгнула в воздух, а когда начала падать, по бокам у нее раскрылись два широких, как у бабочки, крыла. Зафиксировав их в расправленном положении, ящерица легко пролетела около полусотни метров до следующего дерева. И тогда мне стало ясно, что эта заурядная с виду зверюшка, от которой я готов был отвернуться, на самом деле была одной из самых замечательных рептилий на свете. Я давно мечтал увидеть эту ящерицу, известную под именем Draco volans — летучий дракон, и с первой минуты нашего пребывания в Малайе упорно всех о ней расспрашивал. Сведения, которые я получил, были довольно скупыми. «Попадаются», — говорили мне таким тоном, из которого явствовало, что можно прожить в Малайе полсотни лет и ни разу не встретить летучих драконов, — и тут же переводили разговор на другую тему.

И вот передо мной настоящий, живой летучий дракон, которого я уж и не чаял увидеть! Я издал вопль, исполненный такой муки, что мои товарищи сорвались с места и бросились ко мне. Но прежде чем они добежали, Draco volans снова взлетел и скрылся в лесу.

— Что случилось? — спросила Джеки; она явно решила, что меня укусила какая-нибудь опасная тварь.

— Draco volans, Draco volans,- бессвязно твердил я.

Глаза моих спутников выражали изрядное недоумение.

— А что такое Draco volans» — спросила Джеки.

— Это такая летучая ящерица, — нетерпеливо ответил я. — Только что была здесь, летала с дерева на дерево.

— Солнечный удар, — рассудительно произнес Джим. — Я сразу смекнул, как только услышал его