справедливо, поскольку на нем вина, что твой кошелек опустошился: это он обещал поддержать взбунтовавшихся негодяев, отчего те и посмели восстать против меня!
Честер сначала заколебался, потому что никак не мог решить, с кем он в конце концов останется, но брат был настойчив. Честер начал склоняться, когда Линкольн указал на легкость овладения прежде мирным замком и особенно когда выяснилось, что тем самым Честер может припугнуть собственного нерадивого вассала, который считал себя в безопасности на землях Туксфорда. А после обеда, существенно подняв боевой дух хорошим вином, Честер был готов к активным действиям, так что Элизабет посчитала излишним оказывать на него дополнительное давление. В случае успеха задуманной операции ее дружина будет уже здесь не нужна, и она может отправиться с ней на юг, как это было предписано Роджером.
Херефорд с удовлетворением прочитал эти известия. Ему будет гораздо спокойнее, когда Элизабет окажется за прочными стенами Херефордского замка. По мере того как стали чаще идти дожди и холоднее становились ночи, ему все меньше нравилось, что он находится вне дома.
— Твоя жена — удивительно прилежный корреспондент, — лениво проговорил Генрих, повернувшись к горящему очагу другим боком.
— Да. Она пишет, что все идет, как мы задумали. Линкольн вернул обратно свое и теперь собирается прибрать к рукам то, что принадлежит Стефану, а Честер согласился ему помочь и тоже на этом нажиться.
Генрих поджал губы.
— Сейчас я доволен их поддержкой, но что потом я буду делать с этой парочкой?
Сидящий напротив Херефорд покачивал ногой, поблескивая позолотой на своем элегантном башмаке, и Генрих следил за сверканием украшений на носке и подъеме. Они наслаждались покоем, после того как Вальтер задал Стефану трепку, и Херефорд снова блистал великолепием своего наряда. Но это совсем его не украшало; роскошные цвета костюма, золотое и серебряное шитье, камни и меха только подчеркивали его изнуренность. Передышка ничего Херефорду не дали, если не считать, что он был чисто вымыт и безупречно выбрит; отдыха для него тут не было. Им владело такое чувство нетерпения, что сидеть без дела для него было мучением. Он знал, что-то ему настойчиво говорило это: отпущенное время истекает. Тщательно контролируя движение, Херефорд стал медленно покачивать башмаком в другом направлении. Его руки, лежащие на подлокотниках кресла, были напряжены и мелко дрожали, но со стороны это не было заметно.
— Что делать с ними, я вам не скажу, но могу успокоить: они не очень любят друг друга, — сказал Херефорд и продолжил с некоторым раздражением: — Вы заглянули слишком далеко. Если Стефан в ответ на их действия пойдет на север, куда будет нанесен наш следующий удар?
Последовало долгое молчание. Генрих делал вид, что обдумывает ответ, а сам наблюдал за компаньоном. Херефорд сохранял полное самообладание, его голос ничуть не дрогнул, а нога продолжала спокойно покачиваться с прежней невозмутимостью. Генрих видел немало людей, доведенных до крайности, и хорошо знал все признаки этого, а тут шла неделя за неделей, но у Херефорда этого края не наблюдалось, и, насколько Генрих мог судить, ничто не было в состоянии вывести его из себя!
— Сколько времени ты уже на войне, Роджер?
— Восемь месяцев, одна неделя и три дня. Сказать, сколько часов?
— Это слишком долго. Да нет, я говорю, что ответ твой звучит долго. Только тот, кто изнурен до предела, будет считать часы, отделяющие его от дома. Тебе надо отдохнуть, отдохнуть по-настоящему, не так, сидя как на иголках в ожидании, когда на тебя нападут или когда нападать самому. Посмотри, Юстас на востоке бьется с Бигодом. Стефан, как ты говорил, похоже, снова двинется на север. Мне кажется, тебе надо ехать домой на неделю или даже на месяц. Сейчас самое время, а если будет надо, я тебя вызову.
— Не скажу, что отдохнуть не хочется, — отвечал Херефорд спокойным голосом, но тон этот был для него более неестественным, чем крик. — Возможно, в этом есть резон. Я…
— А ты не уйдешь от меня совсем? — спросил Генрих со смехом, но заметив, как Херефорд сразу побледнел, торопливо продолжал: — Что ты, я пошутил! Если ты оставался верен мне, когда все было плохо, зачем оставлять кампанию, когда дела пошли на поправку. Больше так шутить не буду. Езжай домой и…
— Нет! — Херефорд вскочил и стал вышагивать по комнате. — Нет, милорд, не надо меня искушать. — Он вздрогнул, подошел к Генриху и положил ему на плечо руку. — Это дьявол подал вам мысль расстаться со мной, но мой ангел-хранитель подсказал просить не уходить от вас! Нет, Господь свидетель, даже во сне я не сдаюсь…
— В каком сне? Что тебе снится, Роджер?
Херефорд задумчиво провел рукой по лицу и сказал нерешительно:
— Бегство, но чье и от кого — не знаю. Сон всегда один и тот же: большое сражение, я испытываю чувство радости, вот она — победа, она уже в руках. И вдруг я один, еду по чужой разоренной земле, и у меня чувство полного провала и отчаяния, но это будто и не я вовсе, а душа моя тащится. И все время мне слышится голос: «Не уходи! Не уходи сейчас!» Но я еду не останавливаясь, понимаю, что совершенно одинок, рядом нет ни одной живой души, потому что я кого-то покинул или меня покинули… Не знаю…
— И это все?
Махнув рукой, Херефорд отвернулся и снова принялся вышагивать.
— Мне трудно передать свое чувство… А, вздор все это, Генрих! — прервал он себя нервным смешком и снова уселся на свое место. — К нам это не имеет никакого отношения. Мне стало это сниться после смерти отца, всегда одно и то же, будто я не поспеваю куда-то или ошибаюсь в чем-то и этим навлекаю беду на себя и на тех, кого люблю. А теперь, рассказав, мне стало легче. Я говорю вам, — он сказал это с ударением, потому что Генрих нахмурился и отвернулся, глядя на огонь, — все это вздор. Ни к чему нам этот разговор. Давайте лучше поговорим о дальнейших планах.
— Говоришь, что все это вздор, но домой из-за этого ехать не хочешь… Роджер…
— Не еду из-за того, чтобы не испытывать без нужды судьбу, — ответил Херефорд с более присущей ему нетерпеливостью. — Кроме того, было бы большой глупостью не воспользоваться открывшейся возможностью чего-то добиться. Если Стефан двинет свою армию на север да еще, будучи дураком, прихватит с собой с юга вассалов, он же всю область оставит без прикрытия. Какими идиотами надо быть, чтобы в это время отправиться на отдых!
— Вот это верно! — Природный оптимизм Генриха уже стряхнул суеверный страх, навеянный рассказом Роджера. — Мы сделаем вот что: попросим Глостера присоединиться и нанесем совместный удар.
— Правильно. А где?
— На Бридпорт.
— Почему на Бридпорт? Почему не на Фарингдон?
— Потому что это порт, который нам очень пригодится, и потому что мне кажется, его комендант относится к нам не без симпатии. Если мы устроим перед его воротами хорошую демонстрацию своих сил, мне говорили, они откроются для нас без боя.
— А де Траси…
— Вот это заковыка. Бридпорт мы возьмем, показав, что мы сильнее, а как этого вытащить на бой, спроси чего-нибудь полегче. У этой хитрой лисы больше нет таких слабых замков, как Брутон. Прибрежные крепости он укрепил особенно сильно, они практически неприступны. Едва ли нам удастся без больших потерь взять что-нибудь похожее на Бридпорт, и…
— Это не важно сейчас. Давайте идти шаг за шагом. — Херефорду надо было действовать, только действовать, и даже хорошее планирование для него не играло большой роли. — Для этого нам нужен Глостер, а ему надо захотеть, без этого ничего не получится. Едем к нему, все равно мы тут ничего не делаем. Готов заключить с вами пари, он придумает, как выманить де Траси. На это он большой мастер.
Херефорд проиграл бы это пари, хотя герцог Вильям во всем пошел им навстречу. Он встретил их улыбкой понимания и прямо подтвердил их догадки, что Стефан собрал свое войско и двинул его на север.
— Откуда вы знаете это?
