Потом, снова повернувшись к хозяйкам, они запели:
За этим последовали шумные аплодисменты, подхваченные за дверью столовой другими гостями и возобновлявшиеся много раз, меж тем как Фредди Мэлинз, высоко подняв вилку, дирижировал ею, словно церемониймейстер.
Холодный утренний воздух ворвался в холл, где они стояли, и тетя Кэт крикнула:
— Закройте кто-нибудь дверь. Миссис Мэлинз простудится.
— Там Браун, тетя Кэт, — сказала Мэри Джейн.
— Этот повсюду, — сказала тетя Кэт, понизив голос.
Мэри Джейн засмеялась.
— Ну вот, — сказала она лукаво, — а он такой внимательный.
— Да, наш пострел везде поспел, — сказала тетя Кэт тем же тоном.
При этом она сама добродушно рассмеялась и добавила поспешно:
— Да скажи ему, Мэри Джейн, чтобы он вошел в дом и закрыл за собой дверь. Надеюсь, что он меня не слышал.
В эту минуту передняя дверь распахнулась и на пороге появился мистер Браун, хохоча так, что, казалось, готов был лопнуть. На нем было длинное зеленое пальто с воротником и манжетами из поддельного каракуля, на голове — круглая меховая шапка. Он показывал куда-то в сторону заметенной снегом набережной, откуда доносились долгие пронзительные свистки.
— Тедди там сзывает кебы со всего Дублина, — сказал он.
Из чулана позади конторы вышел Габриел, натягивая на ходу пальто, и, оглядевшись, сказал:
— Грета еще не выходила?
— Она одевается, Габриел, — сказала тетя Кэт.
— Кто там играет? — спросил Габриел.
— Никто. Все ушли.
— Нет, тетя Кэт, — сказала Мэри Джейн. — Бартелл д'Арси и мисс О'Каллаган еще не ушли.
— Кто-то там бренчит на рояле, во всяком случае, — сказал Габриел.
Мэри Джейн посмотрела на Габриела и мистера Брауна и сказала, передернув плечами:
— Дрожь берет даже смотреть на вас, таких закутанных. Ни за что не хотела бы быть на вашем месте. Идти по холоду в такой час!
— А для меня, — мужественно сказал мистер Браун, — самое приятное сейчас было бы хорошенько пройтись где-нибудь за городом или прокатиться на резвой лошадке.
— У нас дома когда-то была хорошая лошадь и двуколка, — грустно сказала тетя Джулия.
— Незабвенный Джонни, — сказала Мэри Джейн и засмеялась. Тетя Кэт и Габриел тоже засмеялись.
— А чем Джонни был замечателен? — спросил мистер Браун.
— Блаженной памяти Патрик Моркан, наш дедушка, — пояснил Габриел, — которого в последние годы жизни иначе не называли, как «старый джентльмен», занимался тем, что изготовлял столярный клей.
— Побойся бога, Габриел, — сказала тетя Кэт, смеясь, — у него был крахмальный завод.
— Ну уж, право, не знаю, клей он делал или крахмал, — сказал Габриел, — но только была у старого джентльмена лошадь, по прозвищу Джонни. Джонни работал у старого джентльмена на заводе, ходил себе по кругу и вертел жернов. Все очень хорошо. Но дальше начинается трагедия. В один прекрасный день старый джентльмен решил, что недурно бы и ему вместе с высшим обществом выехать в парк в собственном экипаже — полюбоваться военным парадом.
— Помилуй, господи, его душу, — сокрушенно сказала тетя Кэт.
— Аминь, — сказал Габриел. — Итак, как я уже сказал, старый джентльмен запряг Джонни в двуколку, надел свой самый лучший цилиндр, свой самый лучший шелковый галстук и с великой пышностью выехал из дома своих предков, помещавшегося, если не ошибаюсь, где-то на Бэк-Лейн.
Все засмеялись, даже миссис Мэлинз, а тетя Кэт сказала:
— Ну что ты, Габриел, он вовсе не жил на Бэк-Лейн. Там был только завод.
— Из дома своих предков, — продолжал Габриел, — выехал он на Джонни. И все шло отлично, пока Джонни не завидел памятник королю Билли[24]. То ли ему так понравилась лошадь, на которой сидит король Билли, то ли ему померещилось, что он опять на заводе, но только он, недолго думая, давай ходить вокруг памятника.
Габриел в своих галошах медленно прошелся по холлу под смех всех присутствующих.
— Ходит и ходит себе по кругу, — сказал Габриел, — а старый джентльмен, кстати весьма напыщенный, пришел в крайнее негодование: «Но-о, вперед, сэр! Что это вы выдумали, сэр! Джонни! Джонни! В высшей степени странное поведение! Не понимаю, что это с лошадью!»
Смех, не умолкавший, пока Габриел изображал в лицах эту сцену, был прерван громким стуком в дверь. Мэри Джейн побежала открыть и впустила Фредди Мэлинза. У Фредди Мэлинза шляпа съехала на затылок, он ежился от холода, пыхтел и отдувался после своих трудов.
— Я достал только один кеб, — сказал он.
— Найдем еще на набережной, — сказал Габриел.
— Да, — сказала тетя Кэт, — идите уж, не держите миссис Мэлинз на сквозняке.
Мистер Браун и Фредди свели миссис Мэлинз по лестнице и после весьма сложных маневров впихнули ее в кеб. Затем туда же влез Фредди Мэлинз и долго возился, усаживая ее поудобней, а мистер Браун стоял рядом и давал советы. Наконец ее устроили, и Фредди Мэлинз пригласил мистера Брауна сесть в кеб. Кто-то что-то говорил, и затем мистер Браун влез в кеб. Кебмен закутал себе ноги полостью и, нагнувшись, спросил адрес. Все снова заговорили, и кебмен получил сразу два разноречивых приказания от Фредди Мэлинза и от мистера Брауна, высунувшихся в окна по бокам кеба — один с одной стороны, другой — с другой. Вопрос был в том, где именно по дороге ссадить мистера Брауна; тетя Кэт, тетя Джулия и Мэри Джейн, стоя в дверях, тоже приняли участие в споре, поддерживая одни мнения, оспаривая другие и сопровождая все это смехом. Фредди Мэлинз от смеха не мог говорить. Он ежесекундно то высовывал голову в окно, то втягивал ее обратно, к великому ущербу для своей шляпы, и сообщал своей матери о ходе спора, пока, наконец, мистер Браун, перекрывая общий смех, не закричал сбитому с толку кебмену:
— Знаете, где Тринити-колледж?
— Да, сэр, — сказал кебмен.
— Гоните во всю мочь туда.
— Слушаю, сэр, — сказал кебмен.
Он стегнул лошадь кнутом, и кеб покатил по набережной, провожаемый смехом и прощальными возгласами.
Габриел не вышел на порог. Он остался в холле и смотрел на лестницу. Почти на самом верху, тоже в тени, стояла женщина. Он не видел ее лица, но мог различить терракотовые и желто-розовые полосы на юбке, казавшиеся в полутьме черными и белыми. Это была его жена. Она облокотилась о перила, прислушиваясь к чему-то. Габриела удивила ее неподвижность, и он напряг слух, стараясь услышать то, что
