– Вечером, – отвечаю, – я должен быть на Зимнем стадионе. Готовим к спартакиаде одного тяжеловеса из «Буревестника».
Тася сказала:
– Как я уважаю в людях развитое чувство долга! Произнесено это было с досадой. Я же любовался собственным хладнокровием.
На стоянке такси было человек пятнадцать. Машины подходили ежесекундно. Наконец мы оказались первыми.
– Всего доброго, – говорю.
– Будьте здоровы. Желаю вам сегодня получить нокаут.
– Должен вас разочаровать. С ассистентами это бывает крайне редко. Разве что люстра упадет им на голову.
– Жаль, – откликнулась девушка.
И добавила с чуть заметной тревогой:
– Так вы мне позвоните?
– Разумеется.
В свете дня зеленый огонек такси был почти невидим. Шофер невозмутимо читал газету. Я услышал:
– Что с вами?
Тася была явно готова к уступкам. Как будто я оказался в магазине уцененных товаров. Всюду ярлыки с зачеркнутой цифрой. А рядом – указание новой, гораздо более доступной цены.
– Ну и тип! – сказала девушка.
Потом села в машину и захлопнула дверцу. А я направился к трамвайной остановке, чрезвычайно довольный собой.
Шампанское было выпито. Часы показывали три. Я услышал:
– Хорошо, что здесь две кровати.
– В смысле?
– Иначе ты бы спал на полу. Вернее, на ковре. А так – здесь две кровати на солидном расстоянии.
– Подумаешь, – говорю, – расстояние. Пешком два шага. А на крыльях любви…
– Не болтай, – сказала Тася.
– Успокойся, – говорю, – все нормально. Твоя неприкосновенность гарантируется.
– А вот этого ты не должен был говорить. Это хамство. Это ты сказал, чтобы меня унизить.
– То есть?
– Что значит – неприкосновенность гарантируется? Мужчина ты или кто? Ты должен желать меня. В смысле – хотеть. Понятно?
– Таська, – говорю, – опомнись. Мы тридцать лет знакомы. Двадцать лет назад расстались. Около пятнадцати лет не виделись. Ты обожаешь Ваню. Беременна от какого-то Левы. У меня жена и трое детей. (Я неожиданно прибавил себе одного ребенка.) И вдруг такое дело. Да не желаю я тебя хотеть. Вернее, не хочу желать. Вспомни, что ты мою жизнь исковеркала.
– Чем ты рискуешь? Все равно я тебя прогоню.
– Тем более.
– А ты бы чего хотел?
– Ничего. Абсолютно ничего. Абсолютно…
– И еще, зачем ты сказал, что я беременна?
– Это ты сказала, что беременна.
– Разве заметно?
– Пусть даже незаметно. Но сам факт… И вообще… Я не понимаю, о чем разговор? Что происходит?
– Может, ты стал импотентом?
– Не беспокойся, – говорю, – у меня трое детей.
(Я вынужден был повторить эту цифру.)
– Подумаешь, дети. Одно другому не мешает. Кстати, мне рассказывали сплетню о твоей жене.
– Послушай, на сегодня хватит, Я ложусь. Ты можешь выйти на секунду?
– Я не смотрю.
Я быстро разделся. Слышу:
– Знай, что у тебя патологически худые ноги.
– Ладно, – отвечаю, – я не франт…
Тася еще долго бродила по комнате. Роняла какие-то банки. Курила, причесывалась. Даже звонила кому-то. К счастью, не застала абонента дома. Я услышал:
– Где эта сволочь шляется в три часа ночи?
– Куда ты звонишь?
– В Мериленд.
– В Мериленде сейчас девять утра. Тася вдруг засмеялась:
– Ты хочешь сказать, что он на работе?
– Почему бы и нет? И кто это – он?
– Он – это Макси. Я хотела побеседовать с Макси.
– Кто такой Макси?
– Доберман.
– Неплохая фамилия для старого ловеласа.
– Это не фамилия. Это порода. Их три брата. Одного зовут Мини. Другого – Миди. А третьего – Макси. Его хозяин – мой давний поклонник.
– Спокойной ночи, – говорю. Вдруг она неожиданно и как-то подетски заснула. Что-то произносила во сне, шептала, жаловалась. А я, конечно, предавался воспоминаниям.
Мы тогда не виделись пять дней. За эти дни я превратился в неврастеника. Как выяснилось, эффект моей сдержанности требовал ее присутствия. Чтобы относиться к Тасе просто и небрежно, я должен был видеть ее.
Мы столкнулись в буфете. Я как назло что-то ел. Тася хмуро произнесла:
– Глотайте, я подожду. И затем:
– Вы едете на бал?
Речь шла о ежегодном студенческом мероприятии в Павловске,
Я подумал – конечно. Однако чужой противный голос выговорил за меня:
– Не знаю.
– Мне бы хотелось знать, – настаивала Тася, – это очень важно.
Я посмотрел на Тасю и убедился, что она не шутит. Значит, все будет так. как я пожелаю. Я обрадовался и мысленно поблагодарил девушку за эти слова. Однако сразу же заговорил про каких-то родственников. Тут же намекнул, что родственники – это просто отговорка. Что в действительности тут романтическая история. Какието старые узы… Чье-то разбитое сердце…
Тася перебила меня:
– Я хотела бы поехать с вами.
– Вот и прекрасно.
Мне показалось, что я заговорил наконец искренним тоном. Помню, как я обрадовался этому. Однако сразу же понял, что это не так. Искренний человек не может прислушиваться к собственному голосу. Не может человек одновременно быть собой и находиться рядом…
– Так вы поедете? – слышу.
– Да, – говорю, – конечно…
Мы собрались около шести часов вечера. На платформе уже лежали длинные фиолетовые
