заняться сборами в дорогу. Для себя они могли бы ничего и не брать, кроме своего одеяния и толстых мотков клинго, липкой кожаной веревки, открытой для Страны великанами. Оружия харучаи не носили.
И, частично из-за своей Клятвы, они были более чем неприхотливы к еде, а пока еще морозостойкая алианта растет и созревает по всей Стране, Стражи Крови и не требовали себе ничего другого. Но Лорды нуждались в снаряжении большем: еда и питье, прутья лиллианрилла для факелов, одеяла и подстилки для ночлега, кухонная утварь, несколько ножей и некоторые другие необходимые им вещи. Всю эту поклажу харучаи могли взвалить на свои собственные плечи, так, чтобы освободить Шетру и Гирима от тяжелой ноши.
Сейчас Корика заботило лишь то самое необходимое, что могло им потребоваться в дороге, остальное же он оставил на усмотрение Лордов. То, что его не касалось, не должно было и не беспокоило Корика. У него не было ответа на смятения и тревоги Лорда Шетры – хотя веками он испытывал томления между мужчиной и женщиной – и поэтому он держался в стороне от этого. Он не принимал участия в молчаливом страхе, что побудил Лорда Гирима испрашивать в спутники Томаса Кавинанта вопреки желаниям Высокого Лорда: поэтому он не пытался влиять на Неверящего, склонять его к путешествию или препятствовать ему. Он гнал прочь от себя все, в чем не было у него уверенности и что совсем не входило в круг его забот и опеки.
Сила и верность! Добиться удачи или принять смерть. Природа одарила его невозмутимым выражением лица, и Корик умело скрывал свои чувства, представая человеком холодным и бесстрастным.
Но все же горевал вместе с Шетрой и питал уважение к Гириму. Он в угрюмом молчании осуждал Неверящего. И возвращение ранихинов, семнадцати из великих лошадей, со звездами во лбах, их странная бескорыстная верность, когда, грохоча своими копытами, они явились к нему по первому его зову – эта гордость и красота отзывались гимном в его сердце. Он был харучаем и Стражем Крови. И их Клятва – лишнее доказательство тому, как могут быть чутки и отзывчивы эти люди с гор.
И вот сейчас он получал особое наслаждение, когда Брабха нес его вниз, с подножия холмов на нижние равнины через ухоженные пахотные угодья, что протянулись на многие лиги вокруг по всем восточным склонам. Там он и его спутники стали встречать по сторонам крохотные деревушки – небольшие сгрудившиеся подкаменья и случайные настволья, что расположились в баньяновых деревьях, густо усеивавших эту часть равнин, дома фермеров и ремесленников, которые, несмотря на их заметное участие в жизни Ревлстона, предпочитали не селиться там, где было уж слишком многолюдно. В тусклой предрассветной мгле всадники попридержали своих лошадей, перейдя на более осторожную рысь, чтобы не нанести вреда зазевавшемуся хмельному фермеру или неосторожным ребятишкам. Но когда солнце взошло и воссияло, ранихины приветствовали его радостным ржанием, как если бы они приветствовали старого доброго друга, и вновь прибавили ходу.
Свежим погожим днем сельская местность светилась в ярких солнечных лучах, казалась озаренной радостью и довольствием, предавшей забвению маячившую кровавую угрозу. Налитые колосья пшеницы рябью струились по сторонам, золотистой пеленой покрывая некоторые из полей, а на других уже благоухало сметенное в высокие скирды ароматное сено. В воздухе пахло первым морозцем, а холодный по-осеннему колкий ветерок доносил до них запахи урожая. Навстречу солнечному утру несся веселый птичий гвалт.
Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали открытый вызов тому призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал и другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую в огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог забыть, и никогда не сможет, ту доводящую до щемящей боли в сердце красоту, что отчасти и привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову и запел, радостно восклицая:
Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила в ее слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала на своем ранихине, суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои тяжелые ручища на ее острые плечи. Корик чувствовал это. Он ехал между ними, всепонимающий и безмолвный.
Так спешили вперед через утро великие ранихины, пока не остались позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал, словно природа и земля вокруг него были его зачарованными слушателями. Но Лорд Шетра и Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.
Немного позже, когда дело шло к полудню, они остановились рядом с ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины – пощипать травки. Гирим неуклюже сполз со спины своего коня на землю, подтвердив этим росшее в Корике подозрение: хотя Лорд был свободно избран ранихином, он был необычайно слабым наездником. Даже человек, впервые оказавшийся верхом на ранихине, мог чувствовать себя в полной безопасности, если, конечно, не побоится доверить себя на попечение мудрого исполина с равнин Ра. Но Лорд Гирим не был новичком в верховой езде, он отнюдь не впервые сидел на лошади. Однако он всю дорогу держался верхом на ранихине как-то странно, резко и беспорядочно размахивая в воздухе руками и судорожно подергиваясь, как если бы он то и дело терял равновесие и был готов свалиться вниз на землю. То, как он спускался с лошади, было полбеды. Корик подумал о предстоящем им долгом и тяжелом пути и внутренне содрогнулся, не ведая, как перенесет такую дорогу Лорд Гирим. – Он всегда так держался на коне, – ответил Сил. – У него не получается удерживать равновесие. Это чуть не помешало ему при избрании Лордом.
– Однако ранихин избрал его, – озадаченно проговорил Корик.
– И эти великие лошади никогда не ошибаются, здесь не стоит сомневаться.
– Да, – еще через мгновение ответил Корик. – И его ранихину известно об опасности.
Корика не покидало беспокойство. Интересно, известно ли Высокому Лорду о том, что за наездник из Гирима? Если да, то почему она избрала его? Однако подобные вопросы не должны были касаться Корика, и он отмел их, повторив вслух слова Клятвы. Миссия сама разрешит его сомнения и покажет, на что способен избранный Лорд.
Гирим и сам сознавал свою беспомощность. Он, прихрамывая, печально побрел прочь от ранихина и опустился на живот, чтобы испить воды из ручья.
