я не могла объяснить того факта, что мы под ручку отправились прямиком ко мне домой.
А впрочем — к чему лукавить? — был, был у меня и некий интерес к нему, такому симпатичному и загадочному…
Под шушуканье старушек-соседок — в подъезд и на третий этаж. Ключ скрежещет в давно требующем смазки замке. Потерпи, дружок, вот выйду удачно замуж…
Мой синеглазый спутник скидывает в прихожей . сандалии и шлепает босыми ногами на кухню к холодильнику.
— Так. Пустой, говоришь… А это что?
Я заглянула через его крепкое плечо в нутро старенькой «Бирюзы» и обмерла — холодильник был забит едой до отказа.
— И что тут у нас… — пробормотал Иван и потянул на себя какую-то незнакомую мне кастрюлю.
— Послушай! — Мне наконец удалось выйти из оцепенения. — Я… я не знаю, откуда это все взялось! Это не мое!
— Бывает, бывает… — Он поставил кастрюлю на стол, снял крышку и принюхался. — Борщ, — удовлетворенно констатировал, — украинский. Люблю, знаешь ли, украинский борщ. С пампушками и со сметаной. У тебя есть пампушки и сметана?
Я потрясенно молчала.
— Ну чего ты стоишь? — воззрился на меня Иван своими пронзительно-синими глазами и достал из хлебницы свежеиспеченные пампушки, от которых по кухне сразу же волной пошел вкусный чесночный дух. — Иди переодевайся к обеду и мой руки. Я сам накрою на стол.
Вы когда-нибудь пробовали настоящий украинский борщ с пампушками?
Такой борщ умела готовить моя покойная бабушка, и я уже основательно успела позабыть его божественный вкус.
Вопросы, как обиженные пчелы, роились в моей бедной головушке, но я решила сначала насытиться, раз уж представилась такая возможность.
— Кофе? — предложил он, когда с борщом было покончено. — Или желаете второе блюдо? Можно, скажем, подогреть отбивные. Я там заметил в холодильнике…
— Благодарю покорно.
— Тогда кофе.
Все ясно, соображала я, наблюдая, как Иван открывает несуществовавший у меня еще сегодня большой пакет кофе «Арабика», щедро насыпает его в джезву, добавляет сахар, заливает кипятком и ставит джезву на малый огонь. Все ясно, он — гипнотизер, и все это происходит только в моем воображении. Но зачем? С какой, извините, целью? Завладеть моей душой и телом?
Но он достаточно интересен сам по себе, чтобы не испытывать недостатка в женщинах… Вот именно. Тобой этот недостаток и восполняется сейчас. Нет, постой… Я ведь сама к нему обратилась, а он просто сидел на скамейке летним погожим днем. Сидел себе, значит, на скамейке. Отдыхал. И тут подхожу я. Молодая длинноногая натуральная блондинка. Он (что совершенно естественно) теряет голову и, полностью отдавая себе отчет в том, насколько малы его шансы обратить на себя мое благосклонное внимание, прибегает к запрещенному приему. То бишь гипнозу. Бред.
И тут в дверь настойчиво позвонили.
Я сразу определила, что это приперся мой бывший муж и что он почти наверняка в изрядном подпитии. Черт, этого только мне не хватало!
— Открою? — полувопросительно глянул на меня Иван.
— Нет уж, — решительно поднялась я из-за стола. — Сиди.
Ну, точно. Муж. Да еще в агрессивной стадии опьянения.
— Чего тебе надо?
— Дай полтинник!
— Нет у меня денег.
— Тогда чего-нибудь выпить.
— Выпивки тоже нет. Иди откуда пришел.
— А-а! У нас гости! — это он заметил мужские сандалии в прихожей.
— Представь себе…
— А ну-ка…
Надо сказать, что мой бывший при росте метр девяносто и соответствующем весе обладал недюжинной силой, так что мои пятьдесят четыре килограмма он просто отодвинул рукой к стене и вломился на кухню.
Я бросилась вперед, готовая повиснуть на его медвежьих плечах, но бывший супружник, уставившись на спокойно пьющего кофе Ивана, вдруг как-то сник, пробормотал нечто вроде извинения, пятясь, покинул квартиру и загрохотал вниз по лестнице.
— Что ты ему сказал? — поинтересовалась я, наблюдая в окно за быстро удаляющейся по улице фигурой бывшего мужа.
— Ничего, — пожал он плечами. — Странный какой-то тип… Кто это?
— Когда-то был мужем.
— А!
— Что значит «а»?
— Да нет, ничего. Деликатный, наверное, человек. Увидел, что место занято, ну и решил без шума удалиться.
— Деликатный он, как же, — горько усмехнулась я. — Нет, если ты не фокусник, то, значит, гипнотизер. Только вот не пойму, что тебе нужно от бедной девушки.
— Доброй и красивой, — добавил он. — Я же тебе сказал: мне негде жить на теперешний момент, а ты мне понравилась.
— Все так просто?
— А зачем усложнять? — Он отнес чашки в раковину и принялся мыть посуду. — Понимаешь, я не люблю гостиниц.
— И все-таки, кто ты? — спросила я его спину.
Он обернулся, держа в руках только что вымытую тарелку. Капли воды медленно падали на линолеум.
— Ты уверена, что тебе очень хочется это знать? — тихо спросил он, и я почему-то испугалась.
Вечерний ветерок путался в легкой занавеске, пытаясь пробраться в комнату сквозь открытую дверь балкона. Мы сидели в креслах возле журнального столика и пили превосходное «Амонтильядо» двадцатилетней выдержки.
— Прямо из подвалов испанского короля, — сказал Иван, разглядывая вино на свет. — Красиво, а?
— Да уж, — вздохнула я. — Слушай, ты не мог бы сотворить какой-нибудь «Данхилл»? А то «Кент» все-таки не мои сигареты.
— Изволь, — он протянул мне пачку «Данхилла».
— Ловко. А что еще ты можешь, кроме сотворения материальных ценностей, так сказать?
— Еще… — Он задумчиво почесал пальцем лоб, подбородок. — Ну-ка, встань.
Я подчинилась.
— А теперь иди ко мне на ручки.
— Это еще зачем?
— Увидишь.
Он подхватил меня на руки, и я крепко обняла его за шею.
— Теперь закрой глаза.
«Сейчас он меня поцелует», — подумала я, подглядывая сквозь ресницы.
Как будто кто-то выключил и опять включил солнце.
Я ощутила под босыми ногами прохладную шероховатую поверхность и распахнула глаза. Мы находились на крыше невероятного по высоте здания. Огромное небо голубым куполом изгибалось над
