чтобы он не портил там внешний вид. Этот свинопотам собрался улетать!
Я сразу подошла к ним.
— А ты куда? Мог бы еще на недельку остаться в Тюбике! Дети у тебя в лесу, вроде, не плачут, — сказала я.
Ван Вал упрямо замотал головой.
— Если я не улечу сейчас, то заставить себя улететь потом будет в сто раз труднее, — заявил он.
Я вкратце высказала ему, что о нем думаю, но мне кажется, Ван Вал меня не услышал. Он полетит сегодня и точка. И что за радость иметь такой характер? Он, по-моему, под тяжестью своего характера по уши под землю ушел. Да и Гроттерша такая же. Надеюсь, я не доживу до дня, когда у них кто-нибудь родится, потому что мне заранее страшно, что это за монстр будет.
Немного погодя притащился Ржевский со своей ненормальной кликушей-женой и немного разрядил обстановку. По части идиотского смеха он профи, тут ничего не скажешь. Если Грызька до сих пор не взяла его к себе в передачу, то только потому, что он мутный и на экране зудильника его особо не различишь.
— Имейте в виду: вы все умрете! Кто-то раньше, кто-то позже, но все! Не забывайте об этом ни на секунду! — сказала мне Недолеченная Дама.
— Спасибо. Я в курсе, — ответила я, и сразу же об этом забыла. Пусть сама мементоморит, если ей больше всех надо.
Глеб с Зализиной тоже были здесь. На боевой, так сказать, позиции. Лизон так спешила улететь, что каждую секунду спрашивала, когда, наконец, разблокируют эту проклятую гардарику? Когда? Когда? Когда?
Очень скоро она всех достала.
— Иди пошли Глеба. Пусть у Таньки спросит когда! — сказала я ей, и Зализина мигом выдернула свой аудиоцентр из розетки. Она и без меня видела, что Бейкозявкин рад будет помчаться спрашивать.
— Глебушка! Не уходи! Мы с тобой прилетим, и я тебе сразу курочку поставлю в духовку! Твою любимую! — сказала она.
— Уже мечтаю! — сказал Бейбарсов, отворачиваясь.
Мне стало жарко курочку. Надеюсь, они хотя бы убьют ее перед тем, как засовывать в духовку, хотя глобальной уверенности у меня нет.
Танька с Ванькой отошли к краю стены и держались за руки. Просто за руку и все — нежно так. Надо Гуньку моего научить за ручку держаться, а то он обычно так за кисть хватает, будто милицейский залом отрабатывает. Не нежность, а сплошное: «Стоять, я сказал!» О чем они говорили, я не слышала, да и лезть особо не хотелось. В конце концов, у каждого своя жизнь.
Оркестр привидений начал что-то мутить, но не особенно громко. Опасались, должно быть, что кто-нибудь дрыгнет их сгоряча, если будут нарываться. Играли как паиньки. На балконе появились преподаватели. Ягге, Трахтарахах, Горгонистая Медуза, Великая Зубила и Сарделькобокал.
Что они говорили, я не запомнила, но что-то такое правильное и трогательное. Наконец Сардельку-припахал высоко поднял руку с перстнем и выпустил две зеленые искры. Это означало: пора.
Мы взлетели.
— Прощай, Тибидохс! — сказала я, когда огромная каменная черепаха была далеко внизу.
И это был едва ли не первый случай за последнюю неделю, когда я назвала свою школу правильно. Хэппи-энд, блин».
1
Книги имеют свои судьбы в зависимости от головы читателей (лат).
2
Плутарх. Избранные жизнеописания. М., 1990. — С.439
3
Подробнее об эйдосах в книге «Мефодий Буслаев. Маг полуночи».
