обтираютъ сапоги. Останавливаюсь у барака для стръльбы въ цъль: плечи распрямляются, грудь дыбится впередъ, вспоминаются славные воинские дни - я вхожу и изъ духового ружья въ пяти метрахъ отъ мишени, одинъ за другимъ дълаю десять промаховъ, совсъмъ кахъ тогда изъ винтовки Ли-Энфильда на двъсти саженей. Останавливаюсь у палатки съ вывеской: 'Гадалка'; вхожу; она говоритъ: 'берегитесь рыжей женщины', и я бреду дальше, огорченно вздыхая: въдь это мой самый любимый цвътъ. Добредаю до ларя букиниста и, перебирая книги, думаю о томъ, что будь я французский писатель - обходилъ бы это место за версту: того и гляди, увидишь двенадцать новехонькихъ экземпляровъ твоего же послъдняго романа, съ надписью: 'Большой успъхъ. Лучшие отзывы критики. 2 фр. 50.'
Впрочемъ, ярмарка, хоть она и волнуетъ наши сердца, не есть въ точномъ смыслъ слова проблема. Есть у насъ и настоящая проблема, притомъ затяжная: вотъ уже годъ и больше, какъ она стоитъ въ главномъ узлъ общественности не одного только нашего околотка, но и всего лъваго берега; можеть быть, и всего Парижа. Имею въ виду безпримърную борьбу трехъ кафе на бульваръ Монпарнассъ. Въ началъ было ихъ два, и вдвоемъ они царили надъ всъми окраинами лъваго берега. Они другъ другу не мъшали, хоть и расположены были другъ противъ друга на томъ же перекрестке. Въ одномъ собирались писатели, художники и студенты; а въ другомъ - спорстмэны и американцы. Оба торговали бойко, и возницы Томаса Кука, проезжая по Монпарнассу, всегда останавливали туго-набитую свою колымагу на томъ углу, объясняя туристамъ, что и это есть одна изъ достопримечательностей Парижа.
Но въ томъ кафе, гдъ американцы, поссорился однажды хозяинъ съ гарсономъ, и гарсонъ ръшилъ отомстить. На сбереженныя въ течение нъсколькихъ лътъ чаевыя (легенда? тутъ называетъ цифру положительно непроизносимую) онъ купилъ или арендовалъ домъ рядомъ съ заведениемъ обидчика и открылъ собственное кафе: на томъ же тротуаръ, бокъ о бокъ. Въ наукъ политической экономии это, если не ошибаюсь, называется 'заръзъ'. Но даже въ науке политической экономии еще не разгадана загадка: почему одно кафе нравится публике, а другое нетъ; или почему вдругъ начинаетъ или перестаетъ нравиться? Какъ поэты Юний и Юлий гдъ-то у Тургенева: одного признали великимъ, другого освистали - а стихи были те же самые. Эти научныя и литературный справки я привожу къ тому, что въ новое кафе, действительно, сразу публика валомъ повалила - только не изъ американскаго, что рядомъ, а изъ писательскаго, что визави. Такъ повалила, что визави просто и буквально опустълъ. Обидчивый гарсонъ заръзалъ не того, кого хотълъ. По вечерамъ онъ, я думаю, взираетъ на противоположную сторону бульвара съ тъмъ чувствомъ, какое испыталъ бы классический Катонъ, если бы, мечталъ видеть развалины Карфагена, увиделъ вмъсто того развалины семивратныхъ Фивъ; а Карфагенъ стоялъ бы рядомъ цълехонекъ, и отъ обилиия триремъ негде было бы пловцу проплыть въ знаменитомъ порту (кстати, если случится быть въ Тунисе, поезжайте взглянуть на знаменитый портъ: курица перепорхнетъ!).
Я не преувеличу, если скажу, что треугольная дуэль эта въ течение долгихъ мъсяцевъ волновала весь нашъ берегъ, отъ площади Сенъ-Мишель на Сенъ и до студенческихъ общежитй у Орлеанской заставы; волновала гораздо больше, чъмъ вопросъ о германскихъ платежахъ. Я, вотъ, пишу теперь объ этой батрахомюмахш съ утонченнымъ юморомъ господина, который выше подобныхъ мелочей, - но ведь и я волновался. До семи часовъ вечера душа жила иными вопросами - войной въ Китае, новымъ оберъ- комиссаромъ Палестины, большевиками, полетомъ Линдберга, но послъ ужина - конецъ, пропало, ничего не подълаешь, я сынъ своего картье и злоба его мнъ довлъетъ. Я надъвалъ котелокъ и шелъ на Монпарнассъ, и старался понять эту живую иллюстрацию къ таинству массовой психологии. Чуть не сыръли ръсницы, глядя на пустынную террасу писательскаго кафе, гдъ еще такъ недавно… И, когда взоръ пересекая мостовую, падалъ на давку противоположнаго тротуара, невольно сжимались кулаки, и бъшеная иллюминащя новаго кафе казалась наглой, а нимфы, намалеванныя на четыреугольныхъ его колоннахъ, пугалами (это, впрочемъ, правда). И глубоко-философския тогда рождались у меня подъ котелкомъ думы - о томъ, почему и какъ, и о томъ, чего стоитъ людская ласка и мирская слава, - замъчательныя думы, только на утро ихъ уже никакъ нельзя было вспомнить. Но еще замъчательно то обстоятельство, что и самъ мыслитель, вздохнувъ, машинально проходилъ мимо пустой террасы, гдъ столько было уютныхъ дивановъ къ его услугамъ, и, отважно пересекши мостовую среди толчеи автомобилей, присаживался къ чужому столу подъ навесомъ победителя. Ничего не подълаешь: такъ ръшило картье. Въ уездномъ городъ надо жить по уездному.
…Но мое захолустье все же лучше всъхъ захолустьевъ на свътъ. Во-первыхъ, оно всъхъ краше. Парижъ такъ красивъ, что иногда хочется зажмурить глаза и больше не смотръть: насмотрълся, лучшаго все равно не увидишь. Во вторыхъ: языкъ! Хорошо жить въ странъ, где улица говоритъ на благородномъ языкъ. Когда моя коньсержка подметаетъ лъстницу, и мальчишка отъ мясника подымается по ступенькамъ съ просаленнымъ сверткомъ въ рукахъ, она, посторонясь и откинувъ руку съ метлой, отвъчаетъ на его утрентй приветъ съ тъмъ же выговоромъ и жестомъ, съ какимъ Сарра Бернаръ играла расиновскихъ царицъ. Опять и въ этомъ, быть можетъ, новый урокъ о царственности народовъ и людей: въ сердцъ величество, въ рукъ помело?
ПЛЕМЯ НЕЗНАКОМОЕ
'Здравствуй, племя младое, незнакомое! Не я увижу твой могучий поздний возрастъ, когда переростешь моихъ знакомцевъ и старую главу ихъ заслонишь отъ глазъ прохожаго'. Было это написано о молодой рощъ гдъ-то въ Псковской губернии, но цитируется всегда въ примънении къ подростающей молодежи. Главныхъ словъ тутъ два: 'здравствуй' и 'незнакомое'. Второе изъ нихъ мы, люди на закате, произносимъ уверенно: племя, действительно, совсъмъ незнакомое. Но въ слово 'здравствуй' не такъ легко вложить полную уверенность. 'Здравствуй' значитъ: одобряемъ, желаемъ побъды. Одобряемъ ли? желаемъ ли побъды? Отцамъ въчно кажется, что дъти уклоняются въ ересь; въчно до сихъ поръ это оказывалось ошибкой, и все же…
Оставимъ лучше оцънку въ сторонъ, а займемся просто наблюденимъ. Что за лицо у нынешней молодежи? въ чемъ содержаше духовнаго ея существа? Исключительно важный вопросъ, но при отвътъ на него никакъ нельзя избъжать упрека въ поверхностности. Научное обслъдование тутъ врядъ ли мыслимо, и на документы не сошлешься. И гдъ взять 'документы'? О молодежи такъ мало пишутъ; даже романовъ, какъ это ни странно, о ней не пишутъ. Конечно, въ каждомъ романъ есть юноша и дъвица, но не о томъ идетъ у насъ ръчь. Я вотъ сижу и стараюсь вспомнить, за послъдние годы, книгу о душъ современнаго отрочества, о томъ, что творится у нихъ въ уме и въ сердце, объ ихъ внутреннемъ отношенш къ вопросамъ, которые мы когда то называли проклятыми и мучительными: почти нечего вспомнить. Вина, можетъ быть, моя, не досмотрълъ; но за мою память вышли послъ войны, въ области большой литературы, только двъ такия книги. Одну написалъ Уэльсъ, подъ заглавиемъ 'Джоанъ и Питеръ'; но оба ея героя успъли принять участие въ войнъЬ, и теперь имъ за тридцать, а насъ тутъ занимаютъ тъ, кому нынче двадцать или меньше. Имъ посвященъ романъ французскаго поэта Андрэ Жида: поэтъ онъ крупный, но романъ, по моему, нехорош, неприятный и какой-то безполезный; называется онъ 'Фальшивомонетчики'. Другихъ документовъ я не знаю, а потому обойдусь собственными впечатлъшями.
Поле этихъ впечатлъний довольно широко, мнъ довелось за послъдние годы много скитаться; но есть двъ группы молодежи, которыхъ я касаться не буду. Советской России я не видалъ, поэтому о тамошнемъ юношества, ничего изъ первыхъ рукъ не знаю: а о подростающемъ поколънии моего собственнаго племени, въ Палестинъ и повсюду, не берусь судить по причине обратной - я къ нему стою черезчуръ близко, изъ за деревьевъ, пожалуй, лъса не видно. Ръчь у насъ будетъ о молодежи европейской и американской. Я къ ней давно присматриваюсь, и, какъ уже сказано, имелъ случаи наблюдать ее во многихъ странахъ, отъ Канады до Италии и до Южной Африки; гдъ издалека, гдъ и въ упоръ; во всякомъ случаъ, сложились у меня выводы четкие и выпуклые. Правильные ли выводы - не мнъ ръшать.
Прежде всего, мнъ кажется, важно запомнить одно обстоятельство: почти всъ, или просто всъ проблемы этическаго порядка, что насъ когда-то мучили во дни нашей юности, успъли уже давно изъ проблемъ превратиться въ аксиомы. Самый яркий примъръ, конечно, 'женский вопросъ'. Насъ во время оно волновала даже такая проблема: нравственно ли это, если барышня придетъ къ одинокому студенту просто посидъть, безгрешно посидъть? Сегодня врядъ ли найдется кружокъ молодежи на свътъ, гдъ бы даже вопросъ о многоженстве или многомужествъ удостоился обсуждения подъ угломъ этической оцънки. Свободная любовь, измъна, внебрачное материнство, гомосексуализмъ и прочее - все это можетъ быть
