Вспомнив Саню, Емельян Павлович улыбнулся и снял сосиски с плиты. Александр Леоновский, как выяснилось, был частым — и нежеланным — гостем в городских игорных домах. Он мастерски играл в покер, ни разу не попавшись на шулерстве. Дважды его били проигравшиеся в дым посетители казино, три раза — неустановленные хулиганы, а в последний год никто из завсегдатаев не садился с ним за стол.
— И не стыдно вам хвастаться? — вздыхал Иван Иванович, прерывая поток откровений словоохотливого Сани.
— А что такого? Я все по-честному делаю, тузов в рукава не прячу, с помощниками не перемигиваюсь, в чужие карты не лезу…
— Зато в чужие головы лезете!
Помнится, тогда Леденцов удивился:
— И что, вы прямо во время игры партнёров за руки хватаете?
— Зачем?
— Ну, чтобы мысли прочитать.
— За руки — это необязательно. Я и так могу. Только без физического контакта тяжелее.
“А я, дурень, — подумал Емельян Павлович, — ладошку у него выдёргивал, решил, что мысли спрячу!”
Тем временем подошли макароны, и Леденцов сел завтракать. На звонок Катеньки он решил не отвечать. Судя по всему, их отношения перешли в завершающую стадию. Немного жаль было эту маленькую, вечно взлохмаченную девочку-белочку. Емельян Павлович был в её жизни первым более-менее удачным романом. Предыдущие рыцари на белых конях обеспечили Кате череду злобных воспоминаний и два аборта.
— Ничего, — сказал себе Леденцов, — теперь у неё есть и положительный опыт. Приманит кого помоложе.
Самого Емельяна Павловича Катенька заарканила классическим женским методом — “отвали, козёл!”. Конечно, таких вульгарных выражений она не произносила, но вела себя в точном соответствии с этим девизом. Именно в период ухаживания Леденцов привык просить прощения за неизвестные ему провинности, часами говорить глупости по телефону и покупать цветы оптом.
А теперь все это следовало потихоньку сворачивать. В противном случае дело закончилось бы никому не нужной свадьбой, неизбежной супружеской ложью, загулами молодой жены и беспочвенными скандалами. Двенадцать лет разницы в шкаф не засунешь. Словом, противный случай — он противный и есть.
“И вообще, — подумал Емельян Павлович, — надо навестить нашего текстолога”. Подумал — и понял, что уже успел соскучиться по завораживающему действу, которое поглотило весь вчерашний вечер.
Тогда он не мог уяснить, что должен делать. Иван Иванович раз за разом повторял: “Захотите, чтобы Сергей Владиленович выпил водки” — и Леденцов старался захотеть. Но Саня, контролирующий процесс, только сокрушённо качал головой. Видимо, желание у Емельяна Павловича получалось неискреннее.
— Хорошо, — сказал Портнов, — попробуем по-другому. Можете ничего не хотеть. Вместо этого представьте, как наш гость хватает бутылку и выпивает её.
— Сколько можно над человеком издеваться, — вздохнул Тридцать Три, но его реплику проигнорировали.
Леденцов сосредоточился и представил: вот маленький человечек протягивает руку, отработанным движением срывает пробку, подносит “чекушку” ко рту… В это время звякнул телефон. Иван Иванович отвлёкся на секунду, и бомжующий лингвист стремительно завладел вожделенной бутылкой. Движение его было молниеносно, как полет стрелы. А ещё оно напомнило кинофильм, который Леденцову показывали в детстве на уроках биологии: лягушка охотится на мошек. Портнов с боем вернул бутылку на место.
— Уже лучше, — сказал он, — только силу не рассчитали. Надо нежнее.
— Нежнее? — уточнил Емельян Павлович. — Думать о водке с нежностью?
— Именно. Скажите, вы не почувствовали некоторого сопротивления?
— Чёрт его знает. Кажется, что-то было. Что-то упругое.
— Отлично. Это и есть эффект “отбойника”. Попробуйте надавить на него, но чуть-чуть. Без фанатизма.
Леденцов пробовал ещё раз десять, но рассчитывать силы так и не научился. Чувствуя сопротивление, он слишком резко усиливал давление (слишком ярко все представлял) и каждый раз текстолог получал шанс схватить бутылку. Однажды от случайного толчка она опрокинулась и покатилась к нему по столу.
— Но-но! — прикрикнул Саня. — Без телекинезу мне тут!
Тридцать Три вздохнул протяжно и с присвистом.
— Отпустили бы вы меня, граждане, — сказал он голосом профессионального страдальца. — Я бы уж сам как-нибудь…
Часам к семи Иван Иванович решил, что на сегодня достаточно, и самолично вручил сосуд с огненной водой измученному подопытному лингвисту.
Емельян Павлович понял, что вымотался. Он пытался задавать Портнову вопросы общего характера, но тот остановил его коротким жестом руки:
— Как только вы немного натренируетесь, половина вопросов отпадёт. Остальное расскажу. Честное слово. Многое станет ясно уже завтра.
“Завтра наступило, — подумал Леденцов, допивая кофе, — пора прояснять многое”…
…Катенька после несостоявшейся встречи в пятницу остервенела окончательно. Она обзвонила все известные ей телефоны Палыча и всех его знакомых. Она оставила ему истеричное послание на автоответчике. Последнее было совершенно недопустимо, но Катенька из состояния остервенения уже перешла в стадию растерянности, долго там не задержалась и направилась прямиком в отчаяние.
Она даже сбегала в офис “Мулитана”, обнаружила на его двери все те же бумажки с печатями и запаниковала. После этого Катенька могла только сидеть дома, гипнотизировать телефон и повторять, как заевшая граммофонная пластинка:
— Только чтобы ничего не случилось! Только чтобы ничего не случилось!..
…Насвистывая “Тореадор, смелее в бой!”, Емельян Павлович вышел разогревать машину.
Чтобы уже через пять минут врезаться в фонарный столб.
16
Травма была небольшая, но дежурный врач вцепился в Емельяна Павловича.
— Это вы сейчас себя хорошо чувствуете, а вдруг у вас шок? Вдруг вы выйдете отсюда и сознание потеряете? Меня главврач со свету сживёт!
С главврачом Леденцов был давно и хорошо знаком ещё по бриджу. В мединституте в советские времена был отличный бридж-клуб, и там собирались многие люди, впоследствии ставшие “важными” и “полезными”. Емельян ходил туда ещё студентом. Ему нравилась карточная игра, в которой от везения ничего не зависело. Потом, правда, клуб закрыли — инструктор обкома шёл как-то вечером и увидел свет из подвального окошка института (играли в буфете, который располагался в цокольном этаже). Подошёл, увидел карты… Скандал был страшный, ректора хотели снять, но потом разобрались и ограничились закрытием клуба.
А связи с тех пор остались и не раз помогали Леденцову, особенно на этапе становления бизнеса.
Поэтому Емельян Павлович в беседе с дежурным врачом решил не упорствовать. Ограничился тем, что попросил разрешения позвонить.
Иван Иванович удивил его реакцией:
