– Верно, – ответил я.
– Он отказался подчиниться прямому приказу исследовать Каллисто и затем направился к Урану.
– Да. Прошло несколько лет с тех пор, как я читал сообщения…
– И без того плохое функционирование его стало еще хуже. Долгие периоды молчания разнообразились искаженными передачами. Теперь, когда я больше узнал о его природе, мне кажется, что это походило на предсмертный бред.
– Это представляется вероятным.
– Но на некоторое время он снова пришел в себя. Он высадился на Титании и начал посылать нам нечто, весьма похожее на сообщения исследователя. Правда, это продолжалось лишь короткое время. Он снова принял неразумное решение, означавшее, что он собирается высадиться на Уране, и, похоже, так и сделал. Больше мы не слышали о нем ничего. Теперь, когда я знаю об этом приспособлении для чтения мыслей, я понимаю, почему психиатры из Центра управления были настолько уверены, что Палач никогда больше не заработает.
– Об этой части его путешествия я не знал.
– Зато я знаю.
Я пожал плечами.
– В любом случае это было дюжину лет назад, – сказал я, – и, как я уже говорил, прошло много времени после того, как я что-либо читал об этом.
– Корабль Палача затонул – или, может, это выглядело приземлением – в Мексиканском заливе пару дней назад.
Я только и смог, что выпучить глаза.
– Корабль был пуст, – продолжал Дон, – когда поисковая партия в конце концов обнаружила его.
– Ничего не понимаю.
– Вчера утром, – продолжал он, – владелец ресторана Мэнни Барнс был найден забитым до смерти в собственной конторе в Мейсон Сент-Мишеле, Нью-Орлеан.
– И все равно не понимаю…
– Мэнни Барнс был одним из четырех операторов, которые программировали… простите, «учили» Палача.
Молчание затягивалось.
– Случайное совпадение? – спросил я наконец.
– Мой клиент так не считает.
– А кто ваш клиент?
– Один из трех оставшихся членов этой группы операторов. Он убежден, что Палач вернулся на Землю затем, чтобы расправиться со своими прежними операторами.
– Он известил о своих опасениях своих прежних нанимателей?
– Нет.
– Почему?
– Потому что тогда потребовалось бы назвать причину его страха.
– А это было…
– Он не объяснил ее и мне.
– А каким тогда образом мы должны выполнить эту работу, по его мнению?
– Он сказал мне, что рассчитывает наметить свой собственный план. Он хотел, чтобы было сделано две вещи, и ни одна из них не требовала полного изложения всей истории. Он желал, чтобы его обеспечили надежными телохранителями и он желал обнаружить Палача, чтобы избавиться от него. О первой части я уже позаботился.
– И вы хотите, чтобы я взялся за вторую?
– Верно. Вы укрепили меня во мнении, что вы именно тот человек, который предназначен для этой работы.
– Я вижу. А вы понимаете, что если эта штука действительно обладает разумом, то все это будет смахивать на убийство? Если же это не так, конечно, то тогда остается только уничтожение дорогостоящего имущества, находящегося в собственности правительства.
– Как вы это оцениваете?
– Я оцениваю это как работу, – ответил я.
– И вы беретесь за нее?
– Мне нужно побольше фактов для того, чтобы принять решение. Например – кто ваш клиент? Кто эти другие операторы? Где они живут? Что они делают? Что…
Он поднял руку.
– По первому вопросу, – ответил он. – Почтенный Джесси Брокден, сенатор от Висконсина – это наш клиент. Сведения, конечно, секретные, как и все другие.
Я кивнул.
– Я помню его, он был связан с космической программой перед тем, как ушел в политику. Хотя подробностей я не знаю. Но ему было настолько легко получить защиту от правительственных организаций…
– Для получения ее он, очевидно, должен был сказать нечто такое, о чем не желал бы говорить. Возможно, это нанесло бы урон его карьере. Я точно не знаю. Он не хотел этого. Он выбрал нас.
Я снова кивнул.
– А как насчет других? Они тоже выбрали нас?
– Совсем наоборот. Они даже вообще не поддержали предположение Брокдена. Они, похоже, сочли, что у сенатора это что-то вроде паранойи.
– Насколько хорошо они знали друг друга в последнее время?
– Жили в различных частях страны и годами не виделись. Хотя случайные встречи и были.
– Весьма слабые основания для подобного диагноза.
– Один из них – психиатр.
– Ого! Который?
– Лейла Закери – так ее звать. Живет в Сент-Луисе. Работает там же, в госпитале.
– Никто из них не обращался к властям – федеральным или местным?
– Верно. Брокден вышел на контакт после того, как узнал о Палаче. Он был тогда в Вашингтоне. Отправил известие о возвращении его и затребовал сообщение об убийстве. Он попробовал разыскать всех своих бывших сослуживцев, узнал в процессе поисков о Барнсе, вышел на меня, а затем попытался уговорить остальных отдаться под мою защиту. Но они не согласились. Когда я разговаривал с доктором Закери, она указала мне – очень вежливо – что Брокден очень больной человек.
– Что у него?
– Рак. Поражен позвоночник. Это уже неизлечимо, когда рак поражает его и внедряется внутрь. Он даже сказал мне – как-то так выразился – что ему необходимо протянуть где-то месяцев шесть, чтобы закончить доработку очень важной части законодательства – нового уголовного реабилитационного акта – и я допускаю, что это выглядело идеей параноика. Но черт бы меня побрал, кто бы не свихнулся в такой обстановке? Доктор Закери, например, все это расценила именно так, хотя и не связывала убийство Барнса с Палачом. Она считает, что это был вульгарный грабитель, которого вспугнули – и он, естественно, перепугался и убил хозяина.
– Значит, она не боится Палача?
– Она сказала, что ей-то куда больше известно о психике Палача, чем кому бы то ни было, и она поэтому не особенно беспокоится.
– А как насчет другого оператора?
– Он сказал, что доктор Закери может превосходно разбираться в психике Палача, и что сам он больше всех знает о мозге этого существа и что совсем не беспокоится.
– Кого вы имеете в виду?
– Дэвид Фентрис – инженер-консультант в области электроники и кибернетики. Он действительно
