— И точно — он. Прихватизатор наш главный. Вот чудеса!
— Каждому по «Волге» обещал, сука.
— Сейчас, дырку от бублика тебе, а не «Волгу».
— Товарищи, если уж нам так повезло, давайте хоть яйца ему отрежем для получения морального удовлетворения, — маленькая интеллигентная женщина в очках уцепилась за остаток волос Анатолия Ефимовича.
— Сейчас будут бить, — с тоской подумал Уголь, но его спас Иваныч, резко ударивший по тормозам, да так, что все попадали.
— Ша, я сказал! Быстро сели по местам. Сначала разобраться надо, а потом уже по морде лупить.
— А че тут разбираться, — прокричала кондукторша Семеновна, — вор он и есть вор. Там на верху, кроме Путина, конечно, честных людей днем с огнем не найдешь. Этот тип у нас все отнял десять лет назад, а мы его бесплатно катаем! А ну отдай одеяло, сукин сын.
Семеновна стала стягивать одеяло с Анатолия Ефимовича. Тот бешено сопротивлялся.
— Позвольте вам возразить. Десять лет назад страна стояла на пороге гражданской войны. Я фактически спас Россию. Идиотка, отдай одеяло! — с трудом победив в борьбе за собственность, Уголь продолжил. — Зачем вам раздали ваучеры, господа хорошие? Чтобы купить на них акции предприятий и жить потом на дивиденды. А вы? Пропили, продали за ящик водки свое будущее.
— Это еще кому повезло, тот на ящик обменял. Я вот лично свой в какой-то «Гермес — банк» вложил. — вступил в разговор Иван Никодимыч, бывший председатель колхоза «Светлый путь», ехавший в гости к теще. — И где теперь этот банк?
— Просто думать надо было раньше, как следует. — Анатолий Ефимович собаку съел в подобного рода дискуссиях. Он в ораторском запале вскочил на сидение. — И потом, зачем вам собственность? Вот ты лично, мужик, — Уголь обратился к Никодимычу, — можешь отличить франчайзинг от индоссамента?
Иван Никодимыч растерянно захлопал глазами.
— Вот то-то. Вам дали самое главное — свободу!
— Ага, свободу умереть от голода, — возразила женщина, пытавшаяся только что кастрировать Анатолия Ефимовича. — Предлагаю, раз уж теперь у нас демократия, поставить на голосование вопрос о ликвидации нашего главного приватизатора путем высадки его из автобуса. Вор должен сидеть в снегу. Я сказала.
— Ну ты, кума, загнула. — засмеялся Иваныч. — Хоть он и сволочь, в этом я согласный, но все-таки живой человек. И потом, у нас в стране уже много лет всех черных котов в честь его угольками называют. Человек достиг пика славы, а ты его в снег.
— Ты прав, водитель, — Анатолий Ефимович нечаянно распахнул одеяло и женщины прыснули, — Ой, простите ради Бога. Да, я всю жизнь любил власть. Это как наркотик. Один раз попробуешь и уже невозможно остановиться. Вот, возьмите альпинистов. Они всю жизнь покоряют разные вершины, но всех их манит только Эверест — величайший пик мира. Покорить его и ничего уже больше не надо. Но мечтают все, а покоряют только избранные. Мы с вами живем в разных мирах. Мой мир — большие деньги, фондовые биржи, встречи на высшем уровне. Ваш — шесть соток, ожидание получки и кислые щи на плите. У каждого свой Эверест. Все, я закончил. Делайте со мной что хотите.
В автобусе стало тихо. Иван Никодимыч достал пачку «Примы» и закурил.
— Ладно вам, женщины. Оставьте человека в покое. Пусть лучше расскажет, чего это он голый по морозу бегал. Небось, от бабы? Уголь молча кивнул.
— Ну вот, наш человек. А что он на верху власти оказался и натворил там делов, то его Бог рассудит. Русскому человеку свойственно милосердие. А ну, у кого огурчики или сало какое есть? — Никодимыч открыл свой портфель и достал литровую бутылку первача.
— Налетай, подешевело.
Через полчаса Анатолий Ефимович, сидя в обнимку с Семеновной, пел «Ой мороз, мороз». Иван Никодимыч рассказывал неприличные анекдоты и все хохотали до упаду. Иваныч вел автобус по назначенному маршруту и усмехался чему-то в усы. Только Нина Степановна сидела вне компании и задумчиво глядела в окно. Да мужик, спавший на заднем сидении, продолжал храпеть и видел какие-то только ему интересные сны.
