пальчик жиром, так отрубили бы с пальчиком. И то было сказано, что церковь милостива. «Он не камень, — сказано ему, — он — трещина в камне».
— Интердикт! — выдохнула Аранта. — Каково?! Король простил, а церковь — не прощает. Одним братниным словом держится. Одному — коврижки, а другому — шишки. Поневоле начинаешь уважать Клемента Брогау. Ну что ж, пускай побудет господин инквизитор и в нашей шкуре.
— К вопросу о наших шкурах, — продолжил Кеннет с набитым ртом. — Разумеется, настали черные дни для верных дому Баккара. Однако пока суд да дело, цареубийства и кары на цареубийц, наши с тобой имена и приметы никто по площадям не выкликает. Канули, как в воду — ой, прости! — и ладно.
— А я не поняла, — вновь раздался из-за его спины вредный голосок Грандиозы, — за которого из них вы больше переживаете?
Медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление среды, Аранта повернула голову. Фраза выползла, словно змея изо рта:
— Я любила Рэндалла Баккара.
В этот миг перед ее внутренним взором действительно вставали зеленые поля и белые дороги, и Рэндалл: прекрасный, молодой, двадцативосьмилетний. Не тот, из королевской ложи, белое лицо вполоборота, неподвижная рука на подлокотнике кресла.
— Мы знали их обоих, — укоризненно сказал Кеннет. — И вот что… Анеля, принеси-ка Аранте воды.
Анелька, уже разобравшаяся насчет урожденного дворянства, дернула острым плечиком и напомнила, что она тут не горничная.
— Пожалуйста, — прорычал Кеннет. Волшебное слово оказало волшебное действие. Грандиоза поднялась и удалилась, немузыкально заведя: «Топором выруба-а-ала полынь…»
— Будь он проклят, — сказала Аранта, все еще пребывая мыслями там, в прежних годах, где трава по пояс, по грудь в росе. — Пусть будет проклят на одиночество, презрение, смерть и забвение после смерти. Небеса не слышат меня, потому что я ведьма, но пусть услышит земля, по которой я хожу, частица которой я есть и в которую лягу, когда выйдет мой срок. Король простил, церковь наказала, а я — найду и убью. Вы оба свободны. Я возвращаюсь в Констанцу.
«Топором вырубала полы-ы-ынь…» — мстительно выводила с берега Грандиоза.
— Да нет его в Констанце, — нехотя выговорил Кеннет. — Клемент дал ему эскорт, чертовски похожий на конвой, и наш злодей в единые сутки покинул столицу. Дабы не смущать подданных присутствием цареубийцы у подножия трона. И никуда ты одна не пойдешь. Во всяком случае теперь, пока у тебя в глазах один пепел. Я предпочитаю следовать за тобой, когда ты рассуждаешь, а не бесишься. Месть — слово пустое. Оно выдохнется прежде, чем ты пройдешь половину пути.
— А с королевскими детьми что? — спросила Аранта, переждав немного. — Живы они?
— Королевские дети, похоже, один из пунктиков нового правления. Они ведь не говорят: «Рэндалл Баккара». Они говорят: «Человек, называвший себя Рэндаллом Баккара». Таким образом, они оставляют сомнительным статус детей.
У Аранты было ощущение, что она развалится на куски, если перестанет поддерживать себя за локти.
— Они убьют Райса, — глухо сказала она. — Не сразу, но это ясно, как день. Он сын царствовавшего короля. И Ренату заодно. Иначе она может выйти замуж и тоже претендовать на сбою часть пирога. Или на весь пирог.
Она вспомнила черную головенку на тонкой шее, ребенка, заснувшего посреди театрального хлама. Мальчика, которого ей даже не позволили подержать на руках. Раиса Баккара, по возрасту годящегося в ее собственные сыновья. По времени ее знакомства с его отцом — тоже. Проклятие, он должен был быть ее сыном! У нее нет слов, чтобы втолковать это Кеннету, а Грандиоза слишком молода, ей не понять.
Впрочем, будь Райс ее сыном, будь она не более чем матерью наследника, ей бы его не спасти. Ей пришлось бы , только сидеть рядом и смотреть, как люди, свершившие переворот, входят к ее сыну, чтобы убить его. И она ничего не смогла бы сделать.
— …но с Ренатой, конечно, проще. Ее могут насильно постричь в монастырь. Детей разделили?
— Нет.
— Я — служанка Баккара, — горько сказала Аранта. — Вот тебе и повод вернуться. Мне следовало пожертвовать собой, когда надо было спасать его, а не теперь, когда я могу только мстить. Сбежала, как крыса с корабля. Но даже теперь, когда он мертв… — Она зажмурилась. Она знала, что сейчас произойдет. Неотвратимо. Сейчас она наложит на себя заклятие подобно тому, как когда-то Рэндалл Баккара заколдовал самого себя на любовь к ней. — Моя верность переходит по наследству. Теперь я принадлежу Райсу. Клянусь тебе, Кеннет, во мне живет магия. Я способна воспитать Райса, дать ему Могущество и вернуть ему трон.
— Для одного мальчика это уже сделали. Ты его этим осчастливишь?
— Я хотя бы спасу ему жизнь. Брогау не смогут твердо сидеть на престоле, зная, что наследники Баккара живы, даже если их прилюдно объявили ублюдками. У подданных не должно быть альтернативы. Иначе всегда найдется кто-то, способный вытащить их из рукава и разыграть как сильную карту. Клемент уберет их не сразу, но так, чтобы не дать вырасти смуте. Итак, где дети?
— Ты спрашиваешь меня так, словно я знаю, — хмыкнул Кеннет.
— Ты выяснил так много. Я имею основания полагать, что и такая мелочь попалась в твои сети, — резонно заметила Аранта. — Они в Башне?
— В Башне? — Кеннет невесело ухмыльнулся. — Ты, вероятно, не в курсе, что тот памятный налет и разгром тоже возглавлял Уриен?
Подошедшая Грандиоза, не сдержавшись, фыркнула:
— Может, он и казну разграбил по дороге? Впечатление такое, будто на него специально повесят все дерьмо и замочат в финале. Что он такое, этот ваш Уриен Брогау? — Анелька нагнулась, чтобы сунуть в рот еще кусок жаренного на прутике хлеба. — Он что, ест маленьких детей?
Аранта дернула уголком рта.
— Я никогда не видела, чтобы он ел, — сказала она, сдерживая раздражение. Если так пойдет и дальше, она скоро начнет заикаться. Она уже жалела о собственной благотворительности. Анелька вырастала в помеху. Кеннету, к примеру, хотя бы ничего не требовалось объяснять. — Равно как и чтобы он спал. Он слишком хорошо воспитан, чтобы выставлять такие вещи напоказ. Тебе будет достаточно знать, что это самый умный подлец королевства. И что он выглядит, как твоя эротическая фантазия.
— Ну, в общем, — поддержал ее Кеннет, — если ты выбираешь себе врага, лучше, если он тебя не умнее.
— 0-о-у! — только и промычала Анелька, проталкивая в горло непрожеванный кусок. — А давайте ему сдадимся!
— Дети отправлены в Хендрикье, — сказал наконец Кеннет, — «дабы удалить их от трона во избежание давления, склоки и смут, вызванных их происхождением, и взрастить их в соответствии с высоким родством матери, урожденной принцессы Амнези». О Баккара, как ты понимаешь, ни слова.
— И кого они облекли столь высоким доверием?
— Меня Грандиоза засмеет, — протянул Кеннет почти, жалобно. — Это смешнее, чем то, что написано у нее на…
— Вот черт, — беспомощно сказала Аранта. — Куда ни кинь… Как они это провернули?
— Патриарх согласился, что мэтр Уриен — бывший преподобный Уриен, так его теперь надлежит называть — обладает достаточным интеллектуальным багажом, чтобы доверить ему образование наследников самого высокого ранга. Даже учитывая все прискорбные обстоятельства недавнего прошлого, было бы непростительным расточительством пустить прахом эту сумму опыта и знаний…
— Однако своих детей король Брогау брату не вручил. Хотя мог бы, если бы желал явить публичный знак доверия. Немудрено. Он наверняка не хочет, чтобы цареубийца обладал средством давления на власть. И это значит, что Клемент обладает средством давления на самого Уриена. Королевское Слово! Если бы не Королевское Слово, не миновать бы Уриену еще одного расследования, приватного. Церкви наверняка интересно, не коснулся ли он проклятой крови, выпуская ее в землю. И к моменту, когда бы они закончили это свое расследование, вне зависимости от его результата, от уважаемого мэтра Уриена летели
