В обиход незаметно вошла такая грустная шутка: мы были «совки», а стали «сырки». В Интернете даже возникла дискуссия: в каком смысле мы «сырки»? «Плавленые» ли мы «сырки» и т.д.? Сошлись на том, что даже не «плавленые» - эти все-таки представляют из себя нечто более или менее твердое. Нет, мы - «сырковые массы», и в голове у нас это бесформенное мягкое вещество.
Тут, как ни парадоксально, «лидер крестьян» буквально заговорил языком Троцкого (только тот говорил это против крестьян, а лидер АПР - против коммунистов). И вообще о какой пролетарской партии речь - о КПРФ, что ли? Кстати, после плевков в «коммунистическую идеологию» М. Лапшин заявляет в своем докладе: «Государство ни в коем случае не должно уходить от проблем социального развития села. Школы, больницы, клубы, дороги, связь, коммунальное хозяйство, воспитание, забота о старшем поколении - от всего этого государство не должно уходить в сторону. Все достижения социализма должны быть восстановлены». Хоть стой, хоть падай.
Хотя Грамши стал в тюрьме заменять слово «марксизм» выражением «философия практики» из цензурных соображений, оно постепенно наполнилось особым содержанием. В нем звучит новое толкование марксизма, выявление такого его смысла, который отдалял его как от идеализма, так и от привычного позитивизма.
По этому поводу Грамши писал, что марксизм «начинает выступать в роли гегемона по отношению к традиционной культуре, однако последняя, еще сохраняя силу, а главное, будучи утонченной и вылощенной, пытается реагировать так же, как побежденная Греция, намереваясь в конце концов победить неотесанного римского победителя».
В январе 2001 г. мне пришлось выступать в лектории Политехнического музея в Москве, и я там вскользь затронул тему «антисоветского марксизма» и зачитал рассуждения А. В. Бузгалина о «мутантном социализме». Сам он был в зале и выступил, бросив мне упрек в том, что я цитирую, мол, книгу 1995 г., хотя и не сказал определенно, пересмотрел ли он свое отношение к советскому строю. Позже я наткнулся на его статью в журнале «Вопросы экономики» под названием «Мутантный капитализм как продукт полураспада мутантного социализма». Из нее видно, что отношение к СССР не изменилось. А. В. Бузгалин дает в статье полезное уточнение: «Среди известных трактовок природы «реального социализма», пожалуй, нам наиболее близка трактовка СССР как в определенной мере вырождающегося рабочего государства, предложенная Л. Троцким».
Современные исследования антропологов показали, что эти рассуждения исторически неверны. Войны как явление возникли только с появлением собственности, а убийства пленных, которые наблюдались среди индейцев и дали основание Гоббсу построить свою ошибочную концепцию «человека в природном состоянии», были именно следствием вторжения европейцев в жизнь индейских племен (колонизаторы платили индейцам за скальпы). Это - тот случай, когда «инструмент наблюдателя создает реальность».
Примечательно, что по мере «либерализации» официальной советской идеологии из нее изымалось, вплоть до полного исчезновения, само упоминание об этом важном явлении - систематическом уничтожении продовольствия при наличии голодающих. Увидев в 1990 г. репортажи об этом по западному телевидению, я был удивлен, потому что советская пропаганда незаметно внушила мне мысль, что это явление в прошлом и чуть ли не вообще выдумка сталинистов.
Это подобно тому, как какой-нибудь туркмен-баши районного масштаба получал звание Героя Социалистического труда и всяческие льготы за рекордный приплод овцематок - просто имея для этого скрытые от учета отары овец.
Подробно об этом можно прочесть в книге С. В. Чешко «Распад Советского Союза» (М., 1996). Эта во многих отношениях замечательная книга - одно из самых глубоких и умных, на мой взгляд, исследований становления и краха нашего многонационального государства.
Грамши выдавал желаемое за действительное, когда писал: «Угасание «фатализма» и соответствующего «механицизма» является показателем великого исторического поворота». Это «угасание» было лишь временным, вызванным необходимостью мобилизации интеллектуальных и творческих сил в форсированной программе развития СССР и в антифашистской борьбе на Западе.
Во времена Сталина, однако, тяжелейшим последствием механистического мышления стал фундаментально ошибочный выбор модели сельскохозяйственного кооператива, навязанный в коллективизации. Он был скопирован с модели кибуца, использованной сионистами при устройстве поселений колонистов в Палестине. Там он был эффективным, но оказался разрушительным для крестьянской деревни. Истмат абстрагируется от культурного своеобразия, и деятели Наркомзема СССР не подумали о том, что еврей-колонист из Кракова и рязанский или полтавский крестьянин принадлежат к разным культурным мирам.
Расхождения между доходом от хозяйства и арендной платой у крестьян были очень велики. А. В. Чаянов приводит данные для 1904 г. по Воронежской губернии. В среднем по губернии арендная плата за десятину озимого клина составляла 16,8 руб., а чистая доходность одной десятины озимого при экономичном посеве была 5,3 руб. В некоторых уездах разница была еще больше. Так, в Коротоякском уезде средняя арендная плата была 19,4 руб., а чистая доходность десятины 2,7 руб.
Высокий уровень всей этой операции манипуляции сознанием виден в том, что уже в начале демонстрации, после необычно легкого «прорыва» заградительного кордона ОМОНа на Крымском мосту
