стороне дороги, сразу же за вершиной холма, стояло невысокое деревянное строение с табличкой на фронтоне, крупными буквами гласящей «Дом похмелья», и живой изгородью высотой со взрослого человека. Вот на железные ворота этой живой изгороди и опирался какой-то человек, громко что-то кричавший им и призывно машущий своей дымящейся в руке трубкой…
Донован заметил, что его отец осуждающе стиснул зубы, а вот полковник Стэндиш, наоборот, издал короткий возглас — непонятно, то ли удовольствия, то ли облегчения — и тут же свернул к этим воротам. Доброжелательная фигура, явно обращавшаяся именно к ним, оказалась довольно молодым, худощавого вида человеком (не намного старше самого Донована-младшего) с продолговатым лицом, квадратной челюстью, веселым, ироничным взглядом приятных светло-серых глаз и очками в массивной черепаховой оправе, казалось будто «насаженными» на самый кончик длиннющего носа. Одет он был в кричащий пиджак, испачканные серые брюки и раскрытую на шее военного типа рубашку цвета хаки. Одной рукой мужчина выбивал о стойку железных ворот пепел из своей еще слегка дымящейся трубки, а в другой держал бокал. В нем было налито что-то янтарно-коричневое, весьма напоминавшее коктейль. И не просто коктейль, а крепкий коктейль.
Полковник остановил машину прямо около этого человека.
— Только не повторяйте это ваше чертово «привет… приветствую вас»! Мы спешим и, к сожалению, не можем задерживаться. Давайте короче: чего вы хотите?
— Да нет же, нет, заходите, заходите, пожалуйста, — не обращая ни малейшего внимания на довольно решительный отказ и сопровождая свои слова красноречивым гостеприимным жестом, пригласил их опирающийся на ворота человек. — Заходите, заходите, выпейте с нами по коктейлю. Отдохните немного. Сейчас для этого, конечно же, еще чуть рановато, но все равно, почему бы и нет? Вас никто здесь не осудит, поверьте… Кроме того, у меня есть для вас новости. — Он повернул голову и громко крикнул через плечо: — Маделайн!
При виде янтарно-коричневого содержимого его бокала ощущения Донована-младшего немедленно претерпели резкое и весьма существенное изменение. На лужайке, прямо за живой изгородью, виднелся широкий пляжный зонтик, словно гигантский гриб, нависший над столиком, на котором стояли предметы, почему-то живо напомнившие ему о Нью-Йорке. И если только его глаза ему не врали, на стенке великолепного никелированного коктейль-шейкера проступали отчетливые бледные следы от льда и влаги… Хью немедленно охватило чувство невыносимой ностальгии. Ведь если ему не изменяет память, в холодной, чопорной Англии, особенно в ее сельскохозяйственной части, лед практически никогда не употреблялся. Во всяком случае, для крепких спиртных напитков…
Услышав громкий зов молодого человека, из-под шляпки пляжного зонтика почти моментально показалась девушка, которая тут же лучезарно и благожелательно всем улыбнулась.
Вскочив с шезлонга, она торопливо зашагала к железным воротам. Темноглазая, с быстрыми, но уверенными движениями, девушка была одета в легкие восточные шаровары и короткую шелковую кофточку с яркими цветочными аппликациями. Подойдя, она облокотилась на решетку, окинула всех приятным, добрым взглядом, высоко подняла, будто от самого искреннего удовольствия, красивые изогнутые брови и мелодичным голосом произнесла:
— Добрый вечер.
При виде легких женских шаровар полковник Стэндиш слегка закашлялся, бросил вопросительный взгляд на епископа и торопливо сказал:
— Э-э-э… полагаю, здесь еще не все знакомы друг с другом… Хм… Тогда позвольте представить. Итак, это доктор Фелл, крупнейший в Британии специалист по детективным историям. Случайно узнал, что про него тут много говорят, ну и решил лично приехать. Прямо из Скотленд-Ярда… Это мистер Хью Донован, сын его преподобия епископа Мэплхемского, ну а это, — с очевидной гордостью произнес он, — это, позвольте вам представить, Генри Морган, писатель. И его супруга, миссис Морган.
Едва дождавшись окончания процедуры взаимного представления, многозначительного хмыканья и кивков, Хью Донован, уже не скрывая нетерпения, громко поинтересовался:
— Простите, вы действительно писатель Генри Морган? Тот самый Генри Морган?
Морган, загадочно усмехнувшись, почесал мочку уха. Затем почему-то довольно смущенным тоном объяснил:
— Вот этого я больше всего и боялся… Боже мой, проиграть Маделайн еще один шиллинг, целый шиллинг! Видите ли, у нас с ней давно заключено постоянное пари: если этот вопрос задают, глядя прямо на меня, я плачу ей шиллинг. Если же глядят не на меня, а на нее и говорят что-то вроде «Ах, старина Генри Морган, ну как же, как же, кто же его не знает…», то тогда выигрываю я. К моему превеликому удовольствию. Однако все дело в том, что…
— Ура! — радостно воскликнув, перебила его Маделайн. — Я выиграла, выиграла! Ура!… Тебе платить! — Она остановила взгляд на докторе Фелле: — А знаете, вы мне нравитесь, доктор. — Затем, неторопливо переведя глаза на молодого Донована, таким же искренним, но ничего не означающим тоном добавила: — И вы тоже.
Практически беззвучно хихикавший при виде всего этого доктор Фелл, который спокойно сидел на заднем сиденье машины, в знак искреннего приветствия и признательности чуть приподнял вверх свою трость:
— Благодарю вас, дитя мое, благодарю. Мне это очень, очень приятно. Равно как и познакомиться с вами. Видите ли…
— Секунду, ради бога, одну секундочку! — перебил его молодой Донован. Впрочем, с вполне допустимой вежливой грубостью. — Вы ведь тот самый Морган, который написал тот самый известнейший детективный роман «Джон Зед», не так ли?
— М-м-м…
— Еще раз, простите, ради бога, простите, сэр, — не удержался Хью Донован, несмотря даже на суровый предостерегающий взгляд своего строгого отца, и ткнул пальцем в бокал, который по-прежнему держал в руке Морган. — Скажите, это у вас мартини?
Писатель заметно оживился:
— Да, да, конечно же! И еще какой! Вы совершенно правы, сэр… Не хотите ли отведать?
— Хью! — вмешался епископ, причем таким властным, профессиональным голосом, который мог бы усмирить любого, абсолютно любого мятежника. — Простите, мистер Морган, но нам совершенно не хотелось бы отнимать у вас драгоценное время. Кроме того, поверьте, у нас тоже есть куда более важные дела, которые нам никак не хотелось бы откладывать, так сказать, на потом. — Он чуть пожевал губами, сдвинул вместе густые брови. — Надеюсь, мой друг, вы меня вполне правильно поймете, если, прежде чем удалиться, я замечу, что, когда имеешь дело с фактом смерти, ваше искреннее приглашение, еще раз простите, «развлечься» может показаться несколько неуместным… Заводите машину, Стэндиш!
— Вы меня тоже простите, сэр, — отозвался Морган, робко глядя на него поверх массивных очков в роговой оправе. — То есть «простите» в самом прямом смысле слова. Мне никогда даже в голову не пришло бы пытаться задержать вас. Тем более если речь идет о трупе… Все, что я хотел сказать вам, — это…
— Не обращайте на него внимания, ваше преподобие, — перебила мужа Маделайн. — Пожалуйста, не надо… Более того, вы можете кататься по нашим перилам сколько угодно. Причем никому даже не придет в голову осудить вас за это! Только так. Более того, я сделаю так, чтобы там внизу, под лестницей, всегда была мягкая подушка, на которую вы сможете приземляться, правда же здорово? Хотя… — Она окинула его внушительную фигуру внимательным и при этом достаточно выразительным взглядом. — Хотя, полагаю, лично вам подушка, скорее всего, не очень-то и понадобится.
— Ангел мой, — недовольно поморщившись, заметил Генри Морган. — Будь другом, закрой, пожалуйста, свой очаровательный ротик и постарайся хоть какое-то время, выражаясь по-нашему, не выступать. Вообще-то лично я хотел сказать только то, что…
Маделайн издала громкий булькающий звук. Как будто прополаскивала вдруг сильно заболевшее горло.
— Но ведь, дорогой, подушка на самом деле, скорее всего, не понадобится! — мило возразила она, непринужденно раскачиваясь на створке ворот. — Более того, в отличие от тебя я ведь не собираюсь подложить его преподобию самую настоящую свинью в виде вазы с золотой рыбкой вместо подушки. Помимо всего прочего, это было бы самым настоящим свинством, иначе просто не назовешь.
