вниз по течению, не сдвинулся с того места, откуда впервые раздался его выстрел. В тот момент Карриган шел открыто по мягкому белому песку. Он почувствовал словно ожег у своего левого виска: на полдюйма правее — и он лежал бы трупом. С быстротой того же выстрела он упал за единственное прикрытие, сланцевую глыбу.
Уже четверть часа, как он силился освободиться от давившей его плечи тяжелой котомки, стараясь не подставлять себя под последний смертельный выстрел. Наконец это ему удалось. С чувством глубокого облегчения он бросил ее рядом со скалой, почти удвоив таким путем свое прикрытие. Тотчас же в нее со свистом ударила пуля, а затем другая. Он услышал звон посуды.
Впервые он мог теперь стереть с лица пот и вытянуться, а главное — подумать. Карриган обладал непоколебимой верой в могущество человеческого разума. «Разумом можно всего достичь, — говорил себе он. — Разум вернее хорошей винтовки».
И вот, едва почувствовав физическое облегчение, он сразу начал приводить в порядок свои запутанные мысли. Кто был этот неизвестный, осыпавший его выстрелами из своей засады с таким бешеным ожесточением? Кто?..
Новый выстрел по жестяной посуде неприятно подчеркнул этот вопрос. Звук раздался так близко, что заставил его вздрогнуть и начать загребать песок, чтобы увеличить свое прикрытие. После этого третьего несчастного случая с его кухонной утварью наступила долгая тишина.
Карриган открыл, что он может смотреть между своей котомкой и скалой в ту сторону, где залег его враг, ожидавший удобного момента. Приходилось рисковать. Если каким-нибудь движением он даст заметить это отверстие, его минуты сочтены. Осторожно принялся он за работу, отковыривая по дюйму и питая уверенность, что его подготовка к битве до сих пор еще не открыта. Он думал, что ему известно место, где сидел в засаде его враг и откуда шли его выстрелы: За пнем упавшего кедра.
А затем еще более осторожно, чем он проделывал отверстие, стал вставлять в него дуло своей винтовки. И тут он вспомнил о Черном Роджере Одемаре. Но лишь у него мелькнула мысль о нем, он тотчас же сказал самому себе, что это невозможно. Это не мог быть ни Черный Роджер, ни кто-либо из его друзей. Стоило только вспомнить, какой тайной было окружено его назначение. Он не простился даже со своими закадычными приятелями и отправился за добычей в штатском платье. Ничто не могло выдать его. Кроме того, Черный Роджер находится, по крайней мере, за тысячу миль к северу отсюда, если только что-нибудь не заставило его подняться вверх по течению вместе с весенними партиями. Логика приводила только к одному выводу: в засаде сидел какой-нибудь негодяй метис, решивший завладеть его снаряжением и всем ценным, что у него могло найтись.
Когда же его кухонные принадлежности задребезжали в четвертый раз, стало ясно, что и этот вывод совершенно нелеп. Кто бы ни был этот стрелок, он питал весьма скромное уважение к содержимому его котомки и определенно охотился за хорошим ружьем. Клейкая струя сгущенных сливок потекла по руке Карригана. Он подумал: уцелела ли еще хоть одна жестянка?
После четвертого выстрела он несколько минут не двигался, лежал лицом вниз. Затем взгляд его устремился к реке, и он увидел, как на том берегу, за четверть мили от него, три лодки быстро двигаются вверх по течению. Солнце блестело на их мокрых бортах. Словно крылья серебряных птиц, взлетали весла, вздымая сверкающие брызги воды. Дэвид подумал, что следовало бы сложить руки рупором и крикнуть изо всех сил. Но расстояние было слишком велико, чтобы его крик о помощи был услышан. А кроме того, теперь, когда его защищала котомка, ему казалось унизительным уйти без борьбы. Еще несколько минут, и если все пойдет хорошо, он еще рассчитается со своим притаившимся врагом.
И он вновь начал медленно просверливать дулом винтовки щель между скалой и котомкой. Какой-то близорукий маленький кулик увидел его и, по-видимому, заинтересовался операцией. Вертя головкой и подпрыгивая на своих длинных ножках, он приблизился на дюжину футов и принялся внимательно наблюдать за необычайным проявлением жизни за скалой. Его чириканье внезапно перешло в пронзительный и жалобный крик. Карриган охотно свернул бы ему голову. Этот крик дал знать другому, что он все еще Жив и невредим.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он приладил свою винтовку, каждый миг ожидая нового выстрела. Вытянувшись во всю длину, по индейскому способу, он стал прицеливаться. Он был уверен, что его враг наблюдает за ним, но не мог разглядеть ничего, что походило бы на человеческую голову. И вдруг в том месте, где листва была погуще, он внезапно заметил легкое движение, и ему страстно захотелось послать туда пулю, в самую середину. Но он берег заряд. Необходимо было бить наверняка. Если он выстрелит и промахнется, то вся выгода его потайной щели будет потеряна. Мало того, она сделается его погибелью. Даже и теперь, если следующая пуля врага попадет сюда…
Ему стало не по себе при этой мысли, и невольно по спине забегали мурашки. Еще острее захотелось свернуть шею любознательному маленькому кулику. А это несносное создание обошло кругом и остановилось перед самым его носом, помахивая хвостиком и крутя головкой, по-видимому все еще обуреваемое единственным нелепым желанием определить длину его винтовки. Птица выдавала его с головой. Если тот парень даже наполовину столь же сметлив, как и меток…
Вдруг он задрожал каждым своим нервом. В листве совершенно ясно угадывались очертания человеческой головы и плеч. Он тихо надавил пальцем курок своего винчестера. Вот сейчас он выстрелит. Но грянувший из кустов выстрел предупредил его. В это потерянное драгоценное мгновение пуля врага насквозь пробила край котомки. Что-то толкнуло его, и в бесконечно краткий миг между болевым ощущением и потерей сознания он все же успел понять, что с его головою и лицом случилось что-то ужасное. Ему показалось, будто он внезапно окунулся в горячую воду, а то, что уцелело от его черепа, наполнилось шумом и грохотом водопада. Он поднялся, шатаясь, и закрыл лицо руками. Все вокруг него потемнело и бешено завертелось, а его все еще не угасшему сознанию вдруг отчетливо представился чудовищный кулик, величиною с дом и с огромными вытаращенными глазами. Потом, раскинув руки, он упал на белый песок, обратив лицо в ту сторону, где сидел в засаде убийца.
Его тело было ясно видно теперь на фоне скалы и мешка, но из кустов больше не последовало выстрела. Там не замечалось никакого движения. Малиновка вопросительно зачирикала, увидя такую внезапную перемену в поведении прячущегося за скалой человека. Кулик, слегка оглушенный, улетел обратно к реке и принялся сновать взад и вперед по мокрому песку. А две поссорившиеся сойки перенесли свои семейные раздоры на другой конец леса.
Услышав их трескотню, Карриган окончательно убедился, что он еще жив. Это было поразительное открытие, равно как и то, что он лежит совершенно открыто на песке, весь озаренный солнцем. Он не пошевельнулся, а только шире открыл глаза. Ему был виден лес. Прямо перед его глазами стояла густая заросль. Вдруг ветки раздвинулись, и кто-то вышел оттуда. Карриган глубоко вздохнул, схватил пальцами то, что находилось у него под боком, и крепко ухватился за ручку автоматического револьвера. Он все-таки выиграет, если только судьба продлит ему жизнь еще на несколько минут.
Враг приближался. И чем ближе он подходил, тем плотнее опускал Карриган свои веки. И когда наконец неизвестный подошел к нему вплотную, глаза Карригана были плотно закрыты, а сам он казался мертвым. Сейчас негодяй опустит, конечно, свое ружье, и тогда он расквитается. Разве только глаза выдадут его…
И он еще крепче зажмурил их. Опять у него начала тогда кружиться и пылать голова. Он услышал шаги, которые остановились рядом с ним на песке. Затем послышался голос. Но это были не слова, а странный, неестественный крик. Страшным усилием воли Карриган напряг все свои слабеющие силы. Ему казалось, что он действует очень быстро, но на самом деле все его движения были медленны и болезненны — то были лишь последние усилия умирающего. Револьвер вяло повис в его руке, уткнувшись дулом в песок. Он открыл глаза, стараясь преодолеть непомерную тяжесть своего оружия. И тогда, несмотря на всю слабость, с его собственных губ тоже сорвался крик, крик полного изумления.
В солнечном свете над ним стоял его враг и смотрел на него большими, темными, полными ужаса глазами. Это не были глаза мужчины. Дэвид Карриган в этот самый необычайный момент своей жизни смотрел в лицо женщине.
Глава III
