— Еще один, — покрутил пальцем у виска семьянин.
— Кто там?
— Из МУРа, — соврал Кивинов. Не очень большая ложь, всего на одну букву.
Дверь открылась. На пороге стояла пожилая женщина.
— Из МУРа? К нам?
— К Шабановым.
— Это мы. А что случилось? Вы из-за Володи?
Кивинов перешагнул через порог.
— Можно?
— Да, проходите. Но Володи нет дома.
— Почему вы решили, что я по поводу Володи?
— А зачем же еще?
— Вы его мать?
— Да.
Кивинов прошел на кухню и сел на табурет.
— Я действительно насчет него. Где он?
— В Ленинграде, то есть в Санкт-Петербурге.
— Вот как?
— А что все-таки случилось?
Кивинов вздохнул. Похоже, мать даже близко не представляла, что произошло.
— Да ничего, — опять соврал он. — Простые формальности. Он же судимый?
— Да, месяца полтора как освободился.
— Простите, я приговор не читал. Что он там наделал?
Мать помолчала немного.
— Чая не хотите?
— Нет, спасибо.
— Я даже не знаю, — покачала головой мать, — что такое с ним тогда случилось. Все Витька, подлец, его с пути сбил. А ведь был парень как парень. Школу на «отлично» закончил, в институт поступил. И надо же, Витьку встретил. Володя, как с ним связался, институт бросил, гулять стал, потом в армию забрали. Отслужил и за старое. Мы его с отцом уговаривали, уговаривали, да все без толку. Я как чувствовала, добром это не кончится. Так и получилось. Кассу они ограбили. Надо ж такое придумать — домкратом пол проломили, чтобы сигнализация не сработала. Да все равно их словили — и его, и Витьку. Пришли ко мне, имущество описали его — магнитофон старый да куртку
— больше ничего и не было. Потом суд и шесть лет лишения свободы с конфискацией. Вот, недавно вернулся.
— Минуточку, но ведь он только сейчас должен выйти.
— Он сказал, что его за хорошее поведение раньше отпустили.
— А милиция к вам случайно не приходила?
— Приходил участковый где-то месяца два назад, когда Володя еще сидел, спрашивал, где он. Я ему: «Как где? Сидит». Он объяснение записал зачем-то и ушел, а больше никто не приходил.
Кивинов усмехнулся. Розыск сбежавших преступников за редким исключением заключался в посещении квартиры участковым. В этом вопросе также не наблюдалось никакой разницы между городами- героями.
— Вот, — продолжала мать, — а пришел, поболтался с неделю, по дружкам походил, водки попил, а потом в Ленинград зачем-то поехал. Что он там забыл, не знаю. Вы поговорите с ним, когда он вернется, чтобы за ум взялся, на работу устроился, цены-то вон какие, пропадет ведь.
— Поговорю, — в третий раз соврал Кивинов.
«Черт, как же ей сказать? — подумал он. — Право, крайне нехорошая ситуация». Одна из неприятнейших сторон милицейской работы — это сообщать родственникам о смерти близкого человека, особенно убитого каким-нибудь варварским способом. Живут себе люди, ничего не подозревают, и вдруг вваливается какой-то чиновник и сообщает, что их член семьи больше домой не придет.
Кивинову всего один раз пришлось выступать в роли такого чиновника. Год назад он с Дукалисом пришел к матери, у которой без вести пропала дочь. Тело нашли без документов, возле автострады — девушку, вероятно, машиной сбили. А заявления о пропаже без вести нет и нет. Недели две всем фото показывали, наконец установили личность. Кивинов с Дукалисом к матери пошли. А у той парень на кухне сидит студенческого вида и что-то ей про дочь рассказывает. Мол, жива она, просто ее похитили и ей не вырваться, но на днях она уже должна вернуться. Мол, ей уколы делают, и она волю теряет. А в милицию не спешите обращаться, у них и так работы хватает. Студентик этот экстрасенсом представился. Кивинов успел заметить пару тысячных на столе.
Дукалис пригласил парня на минутку в коридор, вывел на лестницу и коротким ударом в грудь спустил «ясновидца» с лестницы. Затем вернулся и коротко объяснил: «Он ушел».
Что было потом, Кивинов и вспоминать не хотел. Сейчас же он находился в почти такой же ситуации.
— И все-таки зачем он в Петербург поехал?
— Да если б он нам с отцом сказал. Говорит, не волнуйся, мать, съезжу, должок заберу и вернусь. А на работу устроюсь — не убежит.
— У вас кто-нибудь есть в Питере?
— Никого, и у него не было. Чего его туда понесло? И не звонит ведь, стервец.
— Денег у него много с собой было?
— Какие там деньги, если он, как вышел, все дурака валял.
— А что за Витька, про которого вы говорили?
— А, Мартынов. Так он сидит еще. Даже не упомню сейчас, сколько ему дали.
— Володя ключи от квартиры не забирал?
— У него их и не было.
— Неужели вы действительно не знаете, зачем он туда поехал? Если вы считаете, что мы снова его посадить хотим, то вы ошибаетесь. Вспомните, звонки телефонные, разговоры какие-нибудь?
— Нет, ничего не помню.
— А вещи с собой у него были? Ну, чемодан, сумка, не знаю, еще что-нибудь?
— Да, сумку он с собой взял. Черную, большую. А вещей мало — может, пару рубашек, книжку, кажется, Чейза, консервы.
— А деньги на билет откуда?
— Сказал, что занял.
— У него тут много знакомых?
— Да весь двор его знает. С рождения живет.
Кивинов никак не мог решиться приступить к главному вопросу.
«А может, не стоит? Не хочу, пусть кто-нибудь другой».
— А здесь, в Москве, ничего необычного с ним не происходило?
— Да что здесь может произойти? Один раз только побитый домой пришел, в крови весь, злой, ругается: «Гад, сволочь». Отец на него тогда накричал: «Что ж ты, стервец, делаешь? Не успел прийти, а опять за старое?! Кого избил?» А Володя: «Успокойся, батя, мои заморочки, сам разберусь». А потом все время дома сидел.
— Ладно, пожалуй, я пойду, — сказал Кивинов, решив, что о знакомых Шабанова по двору может узнать у местного опера.
— Молодой человек, мне кажется, вы что-то скрываете. Что случилось? Он опять в тюрьме?
— Не знаю. Раз он вам не звонил, то мне уж — тем более.
Мать вздохнула.
— Был звонок. Я не хотела говорить. Недели две назад он позвонил, сказал, что у него все нормально, скоро приедет. Я ему: «Володя, где ты, что опять затеваешь?» А он:
«Ничего, мать, скоро заживем, как при коммунизме». Я и не говорила вам, вдруг опять что
