так надеялся, что в этих землях находится нефть, я тоже надеялась на это, — она повторила совершенно откровенно. — Я люблю красивые вещи, я очень бы хотела иметь большой дом, прислугу, несколько машин, пони и множество замечательных вещей, которые ты мне обещал.
Очень осторожно Латур пытался наконец выяснить все.
— Другими словами, я тебе солгал!
Ольга отрицательно покачала головой.
— Но ведь ты тоже верил в это! Твои мечты были так же прекрасны, как и мои! Ну, а когда они не исполнились, почему же мне было на тебя сердиться?
— Тогда почему ты так обращалась со мной, третировала меня в последнее время?
— Но в чем я тебя третировала?
Прежде чем Латур успел ответить, Ольга продолжала:
— Скорей можно было поставить вопрос иначе: почему ты третировал меня? Ты корчил из себя капризного мальчика, как будто я жаждала овладеть тобой. И поверь мне, все это было неверно. То, что должно случиться, случается. — Ее голубые глаза слегка затуманились. — Я всегда вспоминаю своего любовника из Сингапура, того, с корабля, который привез меня сюда. Любовника, которого я еще имела в этом доме, пока не стало известно, что буровые скважины на нашей земле — простые дыры.
— Послушай, Ольга, — сказал Латур.
— Нет, я прошу тебя, — прервала она его. — У меня слишком давно все это лежало на сердце. — Слезы медленно потекли по ее щекам.
Латур, как околдованный смотрел на нее.
Ольга продолжала:
— Ты дашь мне возможность досказать то, что я хочу?
— Естественно.
Она вытерла слезы рукавом.
— И тогда мы обнаружили, что вместо того, чтобы стать богатыми, мы оказались теми, кого в этом краю называют бедными. Что же произошло? Разве ты бросился ко мне в объятия и сказал: «Я огорчен, Ольга. Наша жизнь будет не такой, какой мы ее представляли, но я люблю тебя по-прежнему». — Другая слеза потекла по ее щеке. — Нет, ты ничего подобного мне не сказал. — Чтобы лучше подчеркнуть то, что она собиралась сказать ему, она встала, вытянулась во весь рост и подняла вверх руку. — Нет, ты воздвигнул между нами стену, которую я не могла переступить. Я занималась стряпней, я приготавливала тебе обеды, но в большинстве случаев ты даже не возвращался домой, чтобы пообедать. Ты делал все возможное, чтобы я чувствовала себя камнем, прикрепленным к твоей шее. Каждый вечер не я распоряжалась своими супружескими обязанностями. И три четверти времени ты просто оставлял меня в покое. И я, лежа в темноте, думала, с какой же женщиной ты проводил время. Один Бог знает, сколько раз это было так, и Бог знает, сколько женщин было у тебя!
Слезы Ольги и теперь текли безостановочно, и Латуру хотелось тоже заплакать — о том, что так бессмысленно прошли эти два года. Теперь он понял, что это была ошибка его, а не ее, его сатанинская гордость старинной креольской фамилии. Ольга пыталась не плакать.
— А когда ты выполнял свои супружеские обязанности, я старалась сделать все, чтобы доставить тебе удовольствие, но ты хоть раз сказал мне: «Как это было хорошо!», или «Ольга, я люблю тебя!», или какую-нибудь небольшую любезность, на которую может рассчитывать жена! Нет! Ты создавал у меня впечатление, как будто я проститутка, которая должна удовлетворять мужчину, чтобы заработать себе на жизнь!
Латур никогда не чувствовал себя таким ничтожным. Воспитание Ольги не позволяло ей слишком резко выражать свое негодование. Она перестала плакать, вытерла свои глаза подолом комбинации и извинилась:
— Я прошу тебя простить меня. Мне не следовало говорить тебе подобные вещи. Просто я слишком счастлива, что вижу тебя здоровым и невредимым, поэтому я забыла о своих обязанностях.
С более спокойным лицом она спросила:
— Может быть ты голоден?
Латур расшнуровал ботинки и снял их.
— Нет.
— Ты, вероятно, очень устал?
Латур кончил раздеваться.
— Мне кажется, что я могу проспать дней восемь. Куда, ты говорила, собираешься пойти сейчас?
— В город, — она ответила спокойным голосом. — Мне говорили, что если я лично обращусь к тем людям, с которыми я говорила по телефону, они смогут дать мне больше подробностей о тебе, они скажут больше, чем просто, что тебе удалось ускользнуть от этой толпы…
Латур растянулся на кровати.
— У тебя все еще та машина, которую тебе предоставил Шварт?
— Нет. Ее взял Георг, когда уезжал вчера вечером.
— Тогда как же ты собиралась добраться до города?
— Так же, как тогда, когда я приносила тебе завтрак. Я могу ходить. У меня есть ноги.
Латур посмотрел на них.
— Совершенно верно.
Ольга встала и задернула шторы, потом она подошла к кровати и посмотрела на Латура. Она снова была той послушной супругой, играющей обычную роль в комедии. Только теперь он знал, что это не комедия, он был уверен в этом. Он знал, что она была искренна.
— Ты хочешь, чтобы я легла рядом с тобой?
Латур сделал над собой усилие, чтобы не броситься перед ней на колени и не просить прощения. Он сдержался. Ольга сочтет такой жест недостойным мужчины. Голосом, насколько можно более естественным, он ответил:
— Боже мой, да. Это доставит мне большое удовольствие.
Ольга сняла через голову комбинацию и растянулась рядом с ним.
— Мой дорогой муж!
Латур обнял ее. Ничего нет удивительного в том, что большинство американцев женится на европейских или восточных женщинах. Он заметил на бедре Ольги синяк и тихонько погладил ее кончиками пальцев.
— Где это ты так ушиблась?
Первый раз он увидел, как покраснела его жена.
Тихим голосом она ответила ему:
— В ту ночь, когда мы упали с кровати.
— Но ты не сказала мне, что ты тогда ушиблась!
Грудь Ольги задела его торс, когда она пожала плечами.
— Остальное было настолько хорошо, что я не почувствовала боли.
— И те слова, что ты тогда говорила?
Латур попробовал повторить их.
Ольга немного посмеялась над его произношением и ответила серьезным тоном:
— То были слова любви.
— Повтори-ка их на нашем языке.
— Я никогда не посмею.
— Я умоляю тебя!
Грудь Ольги стала бурно вздыматься и она немного задыхалась. Потом она тихонько проговорила:
— Мой единственный, мой любимый! Счастье моей жизни, отец моих детей.
Латур немного помолчал.
— Это странно, что у нас их нет.
Рука Ольги просунулась между ними, чтобы снова перекреститься.
