На песке — пустые трехлитровые банки. Пацан стоит на коленях, держится за столб, тошнит. Игорь вырубился. Я пил меньше всех, совсем чуть-чуть, и поэтому почти трезвый.
Подсаживаюсь к Оле, обнимаю ее за талию. Она открывает глаза.
— Тебе чего?
— Так просто.
Она пожимает плечами, берет с песка банку — в ней чуть-чуть на дне, — подносит к губам, допивает. Ее медный браслет съехал, на запястье — толстые выпуклые шрамы.
Светит луна. Я рассматриваю Олино колено. Прыщик. Царапина. Несколько тонких волосков. Наклоняюсь и целую ее в колено. Она отдергивает ногу.
— Отвали, кому сказала? Отвали.
Я отодвигаюсь. Она поднимается и, шатаясь, идет к корпусу.
Светло. Я качаюсь на качелях. Пацан из тридцать второй комнаты сцыт на перила. Он говорит мне:
— Привет.
— Привет.
— Как погудел, нормально?
— Ага.
— Я тоже заебись. Домой в бабских трусах пришел, прикидываешь? Ты слышал, что за хуйня в Москве творится?
— Не-а.
— Горбачева на хер скинули, теперь Янаев.
— А кто это такой?
— Хер его знает.
Из комнаты выходит папа.
— Привет. Гуляешь?
— Ага.
Он достает из пачки сигарету.
— А мне вот что-то не спится.
— Слышал, что он говорил, что в Москве?
— Да, я знаю. Слышал вчера по радио.
Над морем висит ярко-красный шар солнца.
Поэзия
Блэйк курит на кухне, сидя на полу и прислонившись к плите. Дверь открывается, и заглядывает Нокс.
— Деньги есть?
— Нет.
— Плохо. Бухло кончилось.
— Ну так что?
Блэйк открывает форточку, выбрасывает бычок. В комнату залетает мерзлый воздух. Блэйк кривится.
— А еще весна называется, апрель…
— Какая разница — весна, не весна? Тебе старики квартиру оставили: тепло и сухо, бля. Сиди — бухай или траву кури. Не то, что мне: опять думай, где бы переночевать.
— Сегодня не у меня. Ирка остается.
— Ну, я и не просил особо.
Торшер с оранжевым абажуром освещает комнату с мебелью конца семидесятых: стенка, мягкий уголок. По телевизору идут без звука новости ОРТ. Играет Нил Янг. Повсюду валяются пустые бутылки из- под пива и вина. На диване — Нокс, еще двое парней и две девушки. В углу, в кресле, еще одна пара целуется.
Блэйк подходит к музыкальному центру и уменьшает звук.
— Стихи почитать?
— Ай, неохота, в следующий раз, — говорит парень на диване, рядом с Ноксом.
— Ну, как хотите.
Блэйк с Иркой лежат под одеялом на разложенном диване. Больше в комнате никого. Горит торшер.
— Мрак какой-то, — говорит Блэйк. — Хотел напиться, а бухла не хватило. Апрель месяц, а настроение, как поздней осенью. Ничего не происходит, скука полная.
— Пора тебе со всем этим кончать: компании каждый день, бухло. Тебе двадцать четыре года. Сколько можно так жить?
— Ты что, ебанулась? Что это за занудные разговоры?
— Мне надоело. Найди себе нормальную работу. Что это за работа — ночным сторожем?
— Все нормально. Было вон целое поколение «дворников и сторожей».
— Было. Двадцать лет назад.
— Ну и что? Меня такая работа устраивает. Мне нужно много свободного времени: я стихи пишу.
— Кому твои стихи нужны?
— А кому сейчас любые стихи нужны? Я пишу не потому, что мне хочется быть «поэтом», чтоб меня издавали.
— Тебя и не издают. Ты ж посылал куда-то стихи — везде отказ.
— Мало ли, что посылал. Все равно, я для себя пишу.
— Скажи еще, что не можешь не писать.
— Могу. Но я хочу писать и потому пишу.
— А по-моему ты другого хочешь. Сидеть и ни хера не делать, и чтоб жратву приносили, и траву, и бухло. И чтобы потрахаться было с кем. Так ведь?
— Что с тобой сегодня такое? Мало выпили? Ну, шла бы с Ноксом и остальными — они догоняться поперлись.
— И пойду.
Ирка вылезает из-под одеяла, поднимает с пола трусы, натягивает. Блэйк отворачивается к стене.
Утро, на часах семь. Звонит старый черный аппарат стоит на полу рядом с диваном. Блэйк открывает глаза, берет телефонный провод, тянет за него и вырывает вилку из розетки. Звонки прекращаются. Блэйк закрывает глаза.
Ирка собирает свои вещи и бросает их в большую бело-синюю сумку «адидас». Блэйк сидит на диване и молча наблюдает, как она выдвигает ящики в стенке. Он смотрит в окно. Идет снег.
— Что с тобой такое? — спрашивает Блэйк. — Три года все нормально было, а теперь что-то в голову стукнуло.
— Ничего не нормально было. Очень даже так себе. Но я еще на что-то надеялась. А сейчас все вообще достало.
— Ну, достало — так достало.
— У тебя деньги хоть есть?
— Есть. Я зарплату получил.
