Мастер быстро встал и строго поднял указательный палец. На пальце блестели рыжие волоски.
– Пи-ик, – донеслось из приемника. – Пи-ик, пи-ик…
И когда приемник пикнул шестой раз, мастер с размаха грохнул бутылку о цементный пол. Осколки царапнули Владика по ногам.
– Ай! – сказал Владик. Но не из-за осколков. Он решил, что мастер спятил.
Но тут же Владик услышал звук, будто на дно стеклянного стакана сыплют звонкие дробинки. Это на полу, среди стеклянных крошек, бил в хрустальный барабанчик невредимый Тилька.
Тилька поднял головку-капельку и с горделивой ноткой сказал:
– Здорово я получился? Как новенький!
Мастер ухватил его двумя пальцами и поставил на стол. И жалобно закричал:
– Это что за ребенок! Почему все дети как дети, а этот – сплошное наказание!
– А что я з-з-сделал? – обиженно откликнулся Тилька.
– Посмотрите на него и послушайте! Он спрашивает, что он сделал! Он целыми днями шастает неизвестно где, а потом его приносят в виде стеклянного порошка, и мастер должен заниматься ремонтом этого хулигана! В рабочее время!..
Владик виновато переступил сандалиями среди осколков. Мастер покосился на него и сказал Тильке:
– С твоим приятелем все ясно. Он просто уличный шалопай, хотя и носит очки, как порядочный человек. Но тебя-то я изготовил из лучшего стекла! У тебя должна быть хрустальная душа!
– У меня з-замечательная душа, – осторожно сказал Тилька. – Длинь-дзынь-музыкальная…
– Длинь-дзынь, балда ты, – печально сказал мастер. – Почему я стекольный специалист, а не столяр? Я бы сделал, как папа Карло, деревянного мальчика. Почему я не портной? Я сшил бы мальчика из мягких тряпок. Он был бы шелковый во всех отношениях. А вместо этого – стеклянный бродяга! И как его воспитывать? Он, видите ли, хрупкий, его нельзя даже выдрать!
– Это же удивительно чудесно! – подал голосок Тилька.
– Это очень грустно… Ты где-то пропадаешь, а старый человек не имеет ни минуты покоя… Но я найду управу! Теперь ты будешь у меня жить в коробке с ватой и крепкой стеклянной крышкой.
– Что ты! – испуганно сказал Тилька. – Я же сразу динь – и помру. Мне нужна свобода и дождики.
– Никаких дождиков!
– Я хочу с Владиком!
– Я тебе покажу Владика!
– Тогда я опять разобьюсь!
– И на здоровье…
– Ну-ка, наклонись, – попросил мастера Тилька.
Мастер нехотя нагнул голову к столу. Тилька ухватил его за седые кольца на виске, повис на них и что-то начал тихо говорить мастеру в ухо.
– Подлиза… – проворчал мастер. – Имей в виду, если динькнешься еще раз, чинить не буду ни за что на свете.
– Ура! – крикнул Тилька. – Владик, посади меня в карман!
Владик робко посмотрел на мастера.
– Можно?
– Убирайтесь, – ответил мастер. – Вы не дети, а крокодилы.
Владик осторожно усадил Тильку в кармашек, на котором темнели засохшие пятнышки крови. А мастеру сказал:
– Большое спасибо.
– Убирайтесь, – повторил мастер. – Или я превращу вас в пробки для графинов.
8
Владик и Тилька долго бродили по лестницам и переулкам Боцманской слободки, искали заросшую сурепкой маленькую площадь. Владик не запомнил дорогу, когда мчался отсюда с разбитым Тилькой.
А Тилька тем более ничего не помнил.
И все-таки он все время звенел у Владькиного уха:
– По-моему, это з-здесь… По-моему, динь-там…
Он сидел теперь не в кармашке, а на левой дужке Владькиных очков и держался за его волосы…
– По-моему, з-за теми динь-деревьями…
– Вон там, – сказал наконец Владик. Он увидел знакомые домики, белую будку-водокачку посреди площади, а главное – Нику и мальчишек. Они укрылись от ветра за водокачкой, сидели на корточках и разглядывали зонт. Он был открыт, но край купола у него оказался смят и надломлен.
Владик подошел и печально проговорил:
– Так и знал, что сломаете…
Ребята оглянулись на него. Ника встала и виновато засопела.
– Летать пробовали… – пренебрежительно сказал Владик.
Мальчишки присели еще ниже, а Ника вздохнула.
– Не умеете, дак нечего и соваться, – сказал Владик. – А еще говорила: «Не сломаем, вещь чужая…»
– Чужая, когда хозяин есть, – огрызнулась Ника. – А тебя будто сдуло. Улепетнул, одного ударчика испугался.
Владик даже задохнулся от негодования. И пока хлопал губами, пока думал, как ей ответить покрепче, возмущенно зазвенел Тилька:
– Бестолочь ты непроз-зрачная! Он меня спасать побежал! Потому что я раз-збился из-з-за тебя, динь-дура!
У Ники кругло открылся рот. У рыжего стрелка Кости и у белобрысого Матвейки тоже. Ника шепотом сказала:
– Ох… это кто?
– Не твое дело, – буркнул Владик.
– А он… какой? Заводной, да?
– Сама ты з-заводная! Я настоящий!
– Ой… – опять сказала Ника.
– Вот тебе и ой, – хмуро отозвался Владик. – Давайте зонт… авиаторы бестолковые.
Кое-как он расправил сломанные и погнутые прутья. Свернул зонт, обмотал его ремнем от сумки. Ника молча смотрела на него. Потом нерешительно сказала:
– Ты просто волшебник какой-то. Летать умеешь. И такой у тебя этот… Стекляшкин.
Владик сердито хмыкнул. Потому что никакой он был не волшебник. То, что он полетел, получилось само собой. Ветер подходящий и зонт… А «стекляшкин» Тилька если и волшебный, то сам по себе. Не Владик же его сделал…
– Грохнула зонтик да еще ерунду мелет. А «волшебнику» теперь дома будет нахлобучка.
Сказав эти сумрачные слова, Владик зашагал прочь. Не оглянулся. Вернее, оглянулся, но не сразу. Только на краю площади. Мальчишки остались у водокачки, а Ника шла за ним.
– Ты чего… – сказал Владик.
– А тебе здорово попадет? – виновато спросила Ника.
Владик не знал. Это будет зависеть от маминого настроения. Но ответил громко и сурово:
– Еще бы!
Если у этой вредной девчонки с рогаткой проснулась совесть, то пусть помучает ее
