деле опоздал, проклятый враг, я умираю не от чужой руки.
Удар нанесен был верно.
– Прав ты, Мал, – произнес Вадим, – они сильнее.
– Добро всегда сильнее зла, – сказал Мал и обратился к Олаву: – Оставь его, витязь, для него все кончено на этом свете. Он был злом для народа славянского и заслужил свой конец.
– Собаке собачья и смерть! – закричал Олав.
– Все-таки он умер как храбрец, – возразил Мал, – но вместе с ним кончено и мое дело! Высшие существа связали его судьбу с моей судьбой. Он умер, теперь и я могу отдохнуть. Прощай, Вадим! Воля судьбы свершилась.
Мал наклонился над трепетавшим телом Вадима и нежно поцеловал его. Потом поднял голову и с радостной улыбкой устремил взор на небо.
– Да, да, сладкий миг наступает. И для меня все кончается здесь. Все, все. Как хороша смерть, как отрадна после стольких лет!
Он снова взглянул на Вадима.
Тот в последний раз вздрогнул всем телом и вытянулся.
– Все кончено, – прошептал Мал и опустился, уже бездыханный, на труп последнего поборника ильменской вольности.
Рюрик, между тем, пришел в себя. Рана Эфанды оказалась не опасною. Молодая княгиня пришла в себя и открыла глаза.
Быстро соорудили носилки, на которые положили раненую.
Перед уходом Рюрик подошел к трупу своего врага и долго-долго глядел на него.
– Оба умерли и пусть гниют здесь, – сказал Олав, – пусть их тела станут добычей воронов.
– Нет, Вадим был храбр, – ответил Рюрик.
Со смертью Вадима мятеж потерял свою прежнюю силу. Подавить восстание не представляло никакого труда.
Полное, ничем не нарушаемое спокойствие воцарилось на берегах великого славянского озера.
Рюрик до конца своей жизни не мог понять, о каком владычестве над полумиром говорила его ворожея.
Если бы он мог встать теперь из-под своего кургана и оглядеться вокруг, то убедился бы, что ворожея была права. Страна, первым единодержавным правителем которой он был, действительно, занимает полмира, и солнце никогда не заходит в ее пределах.
