— Мы вместе уже пять лет, все эти годы я старался быть тебе хорошим мужем, я не изменял тебе, не жалел денег, делал для тебя все. Ты только посмотри, кем ты стала! Я ввел тебя в бизнес, я купил тебе роскошную машину, я показал тебе весь мир, в конце концов! А в ответ я прошу всего ничего — нормального отношения.
Он поднялся.
— Ты же знаешь: я люблю тебя.
Рома сделал шаг к ней и тут же, словно дожидаясь этого, Женя закричала:
— Не приближайся! Не смей меня трогать!
Она выставила вперед руки и отшатнулась к окну. В глубине души она представляла себя со стороны и думала, что никогда она не была так прекрасна, как в этот момент.
Рома замер на месте.
— Вспомни, как все начиналось, — продолжал он, — Володькина свадьба, цветик-семицветик, кольцо, что я тебе подарил. У нас еще осталось три лепестка.
— Ничего у нас не осталось! — закричала Женя, — у нас все кончено! Разве ты не понимаешь — все кончено!
Она заплакала, и продолжая рыдать, кричала на него:
— Лепестков больше не осталось! У нас ничего больше нет — и быть не могло! Я проебала на тебя всю свою жизнь! Забери свое поганое кольцо — и она начала сдирать с пальца бриллиантовый перстень, стараясь не выронить зажатую в руке записку, — забери все, что подарил! Машину, квартиру, все забери! Ничего мне не надо!
На секунду она вспомнила гром за окном, грустного Альперовича, барабанящего пальцами по столу в такт песне Ветлицкой, но в этот момент, наконец, сорвала с пальца кольцо и швырнула Роме в лицо. Сверкнув, оно покатилось куда-то под кровать.
— Что ты делаешь, Женя? — крикнул Рома и попытался обнять ее. Она ударила его по лицу, сначала один раз, потом другой, не переставая плакать, и в самом деле все больше и больше веря, что именно он погубил ее жизнь, свел на нет все обещания, что были даны когда-то, обманул, превратил в истеричку, состарил раньше времени.
— Мне уже четвертый десяток, — кричала она, — я не успокоюсь! У меня уже нет времени!
— Успокойся, — повторял Рома, а она кричала «не смей меня трогать!» и вырывалась.
Внезапно Рома отпустил ее. Резко развернувшись, он пробормотал что-то вроде «Как же ты надоела мне, сука!» — и резко вышел из комнаты.
Женя заперла за ним дверь и снова вернулась к тайнику. Внутри него лежал маленький прозрачный пакетик, а в нем — бумажный квадрат с чем-то, похожим на лепесток. Она сразу поняла, что это.
Впервые Леня рассказал ей об ЛСД несколько месяцев назад. То есть, конечно, она и раньше слышала о наркотиках, даже как-то раз курила травку, но не читала Кастанеды, не знала, что наркотики могут давать силу — думала, это так,
Женя зевнула и сунула пакетик в сумочку. На хуй мне это ЛСД, подумала она, я и без того уже скоро стану алкоголичкой. Женский алкоголизм не лечится, да. Она достала из чемодана бутылку «Бейлиса» и отпила из горлышка. Как они меня все достали, подумала она и пошла в душ.
Утром долго завтракали, мальчик-официант неловко, но старательно подавал еду, потом пошли кататься на володькином моторном катере по реке, распугивая местных рыболовов, потом вернулись в усадьбу и все уже начали пить в ожидании обеда, а Женя зашла к себе переодеться. В черном коктейльном платье она чудо как понравилась себе — но почему-то настроение ухудшалось с каждой минутой. Она не присоединилась к остальным, а поднялась на галерею. Стоя у перил, она глядела на своих одноклассников сверху. Мальчик уже разносил блюда, Поручик был уже пьян и кадрил Леру, Рома сидел мрачнее тучи, а Леня о чем-то шептался с Андреем. Худой, горбящийся Альперович и толстый, нервно поправляющий очки Леня. Всю жизнь рядом. Кем мне приходится ближайший друг моего любовника? Есть ли для этого специальное слово? А я ведь была влюблена в него когда-то.
В этот момент Альперович поднял голову, и их глаза на секунду встретились. Он еще выпил водки, не спеша поднялся, и направился к лестнице. Мысли он мои, что ли, читает? — подумала Женя.
— Скучаешь? — спросил Альперович.
— Нет, просто так стою.
Он стал рядом, словно собираясь обнять ее и не решаясь.
— Вы что, с Ромкой поссорились?
— Я думаю, мы разведемся, — ответила она.
— И зря, — сказал он, — у вас хорошая семья.
— Тоже мне, семьянин, — фыркнула она, — сам-то все не женат.
— Как-то не получается, — сказал он.
Они помолчали.
— Помнишь, как мы в городе тогда смешно встретились? — спросила Женя.
— Ага, — оживился Андрей, — еще в шашлычную эту ходили… в «Хинкальную».
— Я тогда лепесток оторвала, чтобы все вернулось, — сказала она, — ничего не получилось, ты знаешь.
— Надо было что-то другое загадывать, — сказал он, — то, что на самом деле хотелось.
— А что мне тогда хотелось? — спросила она и посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, чуть повернув голову.
— Не знаю, — сказал Альперович, но голос его чуть дрогнул, — я думаю, каждый получает то, что хочет в любом случае. С цветочками или без.
— Что хочет или что любит? — спросила Женя.
— Или кого любит, — ответил Альперович, опуская руку ей на бедро.
— А ты кого любишь? — она не отстранилась и не придвинулась, словно решив про себя: будь что будет.
— Ты же знаешь, — ответил он, — что я люблю только тебя. Всю жизнь.
В этот момент мальчик-официант пробежал за их спинами, громыхая посудой. Звук словно отрезвил Женю, она бегло поцеловала Альперовича в губы и сказала:
— Пойдем обедать.
— Постой, — он попытался удержать ее.
— Я страшно проголодалась, — сказала она, отстраняя его руку, — и у нас еще много времени впереди.
— Я тебе скажу, что значит быть богатым, — сказал Поручик, наливая водки, — вот когда мы были школьниками и студентами — водка всегда кончалась раньше еды. А теперь — наоборот, — он обвел рукой стол и захохотал.
В самом деле — обед был съеден, а несколько бутылок «Распутина» все еще громоздились в центре стола.
— Я его люблю больше «Абсолюта», — сказал Белов, — во-первых «Абсолют» весь паленый, а во- вторых, «Распутин» — это как-то патриотичней.
— Уоу, уоу, Распутин, Рашн крейзи лав машин, — фальшиво пропел Поручик и подмигнул Жене.
