– Конечно, есть, – ответил Володя, нырнул куда-то в недра брички, вытащил и протянул главному конструктору длинное и острое шило, которым он чинил упряжь. Тот вынул из кармана и поставил на подножку брички белую пластмассовую бутылочку из-под шампуня. Затем из другого кармана достал зажигалку, взял шило, раскалил в пламени его конец докрасна и проткнул им пробку бутылочки. Раздалось слабое шипение, в воздухе появился странный запах, который Володе показался знакомым, и он попытался вспомнить, что это за запах, но вместо этого вдруг ему вспомнилось детство, родная деревня и праздник Спаса яблочного.
– Спасибо, Володя, – сказал главный конструктор, возвращая шило. – Считай, что ты мне помог. Дальше я сам.
Он вышел на дорогу и пошел к полигону. Окно КПП светилось, но ни у шлагбаума, ни у турникета никого не было. Главный конструктор не стал скрипеть вертушкой, а просто пригнулся, поднырнул под шлагбаум и направился к управлению полигона. Тюремная карета стояла рядом с домиком управления, кучера не было видно, а охранник, которого они с Володей видели на запятках, стоял у зарешеченного окошка и раскуривал цигарку. Машинально отметив про себя это нарушение Устава гарнизонной и караульной службы, главный конструктор поднялся на крыльцо и взялся за дверную ручку, как вдруг его внимание привлекло нечто непонятное – солдат, раскурив цигарку, протянул ее к решетке. Изнутри между прутьями просунулась рука, схватила цигарку и утащила внутрь, а солдат сразу же принялся сворачивать новую.
Посмотрев на это еще несколько секунд, главный конструктор открыл дверь и вошел в короткий коридор. Две ближайшие двери были плотно закрыты, а дальняя, которая вела в кабинет начальника полигона, прикрыта неплотно, и через щель пробивался свет. Главный конструктор прошел через коридор и открыл дверь. Навстречу ему выскользнул крупный красивый кот, черный с белым воротником и очень пушистый.
Кабинет был небольшой и обставлен довольно скромно: двухтумбовый письменный стол с чернильным прибором и прочими канцелярскими принадлежностями, стол для заседаний, книжный шкафчик, да в углу сейф. Когда главный конструктор вошел в кабинет, начальник полигона был занят важным делом – перекладывал бумаги в сейфе. Он выдергивал стопку листов, быстро просматривал, выхватывал некоторые и складывал на сейф, остальные поспешно совал обратно и так же поспешно хватал другие. Со стороны казалось, что энергия в нем так и бурлит, но это была не энергия, а страх, который он почувствовал, когда главный конструктор подошел к крыльцу. Почему-то в этот момент ему захотелось посмотреть в окно, он выглянул, увидел шефа, бросился к сейфу, открыл его и начал доставать оттуда бумаги, отбирая их по принципу, который был ему самому непонятен. Точно так же не знал он и что ему делать с отложенными документами, но эта работа позволяла, по крайней мере, отгородиться от входа толстой стальной дверцей – так ему казалось безопаснее. Услышав, как главный конструктор вошел в кабинет, начальник полигона приветствовал его, не высовываясь, впрочем, из-за дверцы (главный видел только спину и быстро двигающиеся локти, да еще растрепанную стопку бумаг на сейфе):
– А, господин шеф! Добрый вечер! Не ожидал, признаться, в такое время! Какими судьбами? Впрочем, что же это я? Сейчас, господин шеф, организую чайку, вот только с бумагами разберусь. Да там еще надо распорядиться… Кабанчиков привезли, завтра испытывать будем.
– Интересных к тебе кабанчиков возят, – мрачно сказал главный конструктор. Локти мгновенно прекратили свое возвратно-поступательное движение, спина распрямилась, и над дверцей показалась встрепанная шевелюра начальника полигона. Он в упор посмотрел на главного и…
– Курящих, – закончил главный конструктор.
Автор авантюрного романа написал бы в этом месте: «В глазах шефа начальник полигона увидел свою погибель». В ущерб красивости повествования, единственно ради истины следует все же заметить, что не в глазах главного конструктора он ее увидел, а в маленькой дырочке, проделанной в крышке белого пластмассового флакона.
Молнией метнулся он к столу, и главный конструктор убедился в том, что импортные таблетки действительно не восстанавливают скорость реакции: он сжал флакон, струя святой воды вырвалась из отверстия, но ударила в обложку альбома-каталога «Стрелковое оружие североамериканских фирм», которым начальник полигона успел закрыться, как щитом.
Еще в свою бытность ведущим инженером он убедил главного в необходимости организовать в ОКБ отдел рекламы с типографией, чтобы взять в собственные руки продвижение своего оружия на рынок. Делал он это совершенно бескорыстно, потому что ничего с рекламы не имел, и отдел ему не подчинялся. Но этот альбом-каталог, которым он сейчас закрывался от святой воды, не был рекламной продукцией (зачем рекламировать изделия конкурентов?), это было первое в практике типографии чисто коммерческое издание, предназначенное для коллекционеров, знатоков и прочих ценителей.
Книга была выполнена роскошно, на максимуме возможностей типографии: большой формат, твердая глянцевая обложка, плотная бумага, цветные фотографии. С обложки альбома условно одетая девица (позировала, между прочим, секретарша главного) целилась в читателя из знаменитой винтовки, отбитой у того самого разбойника, а на бедрах у нее висел широкий ковбойский ремень с двумя «кольтами». Фоном служила огромная карта Северной Америки.
Под действием святой воды с обложкой происходили удивительные вещи. Картинка вдруг ожила: секретарша подмигнула главному, улыбнулась, сверкнув длинным желтым клыком, оседлала винтовку, как метлу, взлетела на ней верхом, сделала круг, покачивая «кольтами», и, быстро уменьшаясь в размерах, исчезла где-то в районе Гренландии, причем главному конструктору показалось в последний момент, что под ковбойским поясом на ней больше ничего нет. Разглядеть детали он не успел, потому что обложка сильно потемнела, стала почти черной, и не глянцевой, а похожей на старую кожу. Разобрать на ней что- либо уже было нельзя. Сам альбом увеличился в размерах, особенно в толщину, и откуда-то на нем появилась массивная, позеленевшая от времени медная застежка. На черной коже проступила какая-то надпись; когда-то она, по-видимому, была золоченая, но со временем настолько вытерлась, что невозможно стало не только прочитать, но и разобрать, что это за алфавит: то ли арабская вязь, то ли готические буквы. «Молот ведьм» – почему-то пришло в голову главному конструктору (секретаршу, что ли, вспомнил?).
Струя святой воды, ударяясь в обложку книжищи, брызгами разлеталась по кабинету, и обстановка тоже меняла свой вид. Потолок опустился, вместо электрической люстры появился крюк с обрывком совершенно черной веревки, то ли просмоленной, то ли дочерна гнилой. Окно уползло под потолок, сильно уменьшилось в размерах, особенно в высоту, и заросло решеткой. Пол оказался выложен не паркетом, а грубыми каменными плитками. Письменный стол начальника полигона превратился в огромную каменную тумбу, настольная лампа – в масляную коптилку (которая, впрочем, от воды сразу же потухла), а конторская утварь на столе – в ножики, щипцы и еще какие-то странные инструменты. Их назначение было Мише непонятно, но тут он заметил, что вместо сейфа в углу стоит жаровня с горящими углями, а стол для заседаний превратился в сделанную из толстых досок низкую скамью, снабженную по углам ременными петлями, и понял, для чего это предназначено.
Все это Миша отмечал машинально, его гораздо больше занимало то, что происходило с книгой. В том месте, где струя святой воды ударяла в обложку, она пузырилась, пенилась, шипела и таяла, как снег под струей кипятка. Грязный ручеек стекал на пол, главный конструктор сжимал флакон и молил бога, в которого не верил, о том, чтобы хватило святой воды прожечь книжищу насквозь.
Воды хватило. В книге вдруг образовалась сквозная дыра, на мгновение Миша увидел кусок пиджака с пуговицей. Струя ударила в пуговицу, начальник полигона испустил какой-то нечеловеческий вопль. Сверкнула молния, и сразу же, без паузы, грянул такой удар грома, что Мише показалось – упал потолок. В последний момент перед ним промелькнуло свиное рыло с коровьими рожками и раздвоенные копыта, хвост хлестнул его по глазам, грянул второй раскат грома (Миша потом так и не смог вспомнить, была ли вторая молния. Наверное, была в тот момент, когда он получил по глазам хвостом), и все заволокло серным дымом.
От дыма першило в горле, свербило в носу, щипало глаза. В бутылочке еще оставалось немного святой воды, но промыть ей глаза после того, что произошло с начальником полигона, Миша не решился. Он сделал два шага, потом остановился, потому что не был уверен в выбранном направлении, и стал ждать, зажмурив слезящиеся глаза, пока дым сам собой рассеется или осядет.
