Керби пришел навестить их.
— Том, — сказал он, глядя на похудевшего, осунувшегося отца, — если ты собираешься ехать на Запад, то нечего откладывать. У тебя остается мало времени, чтобы пройти перевал.
— Подожду, пока придет ответ от ее тетки, — ответил отец.
— У тебя отличный парнишка, — покачал головой Керби. — Ему так будет не хватать матери.
— Да.
С минуту или больше Том Тревэллион стоял неподвижно, потом произнес:
— Мне тоже ее не хватает. Господи, как не хватает!
Элен Деверо прибыла сама со следующим пароходом и оказалась вовсе не такой, какой ее представлял себе Том: тоненькая, миловидная женщина со спокойным взглядом и легкими, грациозными манерами.
— Благодарю вас, мистер Тревэллион, что позаботились о моей племяннице, — заговорила она. — Девочка уверяет, что вы оба были несказанно добры к ней. — Элем улыбнулась и посмотрела на Вэла. — Она просто души в вас не чает, мой друг. И теперь я понимаю почему. Вы очень славный и красивый молодой человек. — Она повернулась к отцу: — Они скрылись, те люди, что сделали это? -
— Да. Мальчик видел некоторых из них, но никто не узнал их по его описаниям. Мы не очень-то распространялись об этом, — прибавил Том, — боялись, что они могут вернуться и убить парнишку. Правда, такое вряд ли может случиться. Скорее всего, это бродячая шайка подонков. Все они были пьяные.
— Мой зять… он погиб сразу?
— Они избивали его, и он упал, — ответил Вэл. — Они били его кулаками и дубинками. Восемь или десять человек. А потом вышел еще один и выстрелил ему прямо между глаз.
— Боялся оставить свидетеля, — сказал Том, нахмурившись. — Из слов Вэла следует, что все произошло не так просто. Человек, который совершил убийство, все время стоял в стороне, но именно ему достались наши деньги. И Джорджа прикончил он.
— Они должны быть наказаны! — Глаза Элен Деверо сверкали гневом. — Все до единого!
— Здесь нет закона. И нет никакой возможности найти их.
И тут вдруг вмешался Вэл:
— Я убью их. Я убью их всех до единого. Умру, но не отступлюсь.
Пораженные, они посмотрели на него. Грита крепко сжала его руку, а Элен спокойно произнесла:
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Вэл. Я тоже готова растерзать их на части. Но ты не должен из-за этих мерзавцев погубить свою жизнь. Ты молод. У тебя еще все впереди. Когда-нибудь у тебя будет замечательный дом, ты женишься…
— Я хочу жениться на Грите.
Элен рассмеялась.
— Смотри-ка, Грита, тебе сделали первое предложение!
На следующее утро они присоединились к обозу, направлявшемуся в Калифорнию.
Над ними простирался необъятный свод голубых небес, а вокруг, подернутый рябью бесчисленных волн, поднимаемых ветром, раскинулся безбрежный океан травы. День за днем волы тащились вперед. По ночам сопровождаемые волчьим воем фургоны становились в круг, внутри которого разжигали костер. Несколько раз им встречались индейцы, но, не трогая путников, проносились мимо.
Потом начались дожди, прерия сделалась труднопроходимой из-за грязи. Движение замедлилось. Однажды они даже разбили лагерь на месте, откуда видна была их предыдущая стоянка.
Время от времени Вэл сам правил быками. Он водил их на водопой, разжигал костер. Отец сделался молчаливым и замкнутым, говорил редко, да и то, если бывал сердит. Вэл научился подолгу молчать и держался от него на расстоянии. Только иногда по ночам, сидя возле фургона и глядя на огонь, Том пускался в разговоры. Он часами рассказывал о приисках и рудниках, о бурении и взрывах каменистых пород. Только годы спустя, вспоминая те беседы у костра, Вэл понял, что отец пытался таким способом передать ему весь свой опыт и знания, которые у него были, только тогда ему стало понятно, что испытывал Том, стараясь выполнять одновременно роль и отца и матери, которой им обоим так не хватало. Том всегда считался замкнутым человеком, всецело посвятившим себя сыну и жене, но тепла и нежности, которыми окружала мальчика мать, он не мог ему дать. Вэл чувствовал, что отец любит его, но понимал: мать есть мать.
Все дальше на запад продвигались они день за днем, тащились по степи со скоростью, которая не превышала двух с половиной миль в час. Они брели по бескрайним равнинам, взбираясь на невысокие холмы, спускались вниз по крутым склонам, собирая бычий помет для ночного костра, и всегда держались настороже, опасаясь индейцев, а те все не появлялись.
Однажды, проснувшись утром, они обнаружили, что из лагеря увели нескольких лошадей. Но их кобыла осталась — Вэл очень любил ее и загонял на ночь внутрь круга, образуемого фургонами.
Никто не видел и не слышал индейцев, но кони пропали, да еще им встретились следы неподкованной индейской лошадки. Кое-кто из мужчин хотел отправиться на поиски, но проводник посоветовал им не делать этого.
— Коней угнал отряд воинов. Они возвращались домой, — объяснил он. — Среди них есть пешие, и им нужны лошади. Вам нечего и думать вернуть их, не то кому-нибудь из вас придется расстаться со своим скальпом… а может, даже и всем. В отряде, — добавил он, — около двадцати воинов. Этого достаточно, чтобы натворить бед. Вам еще повезло, что они только взяли лошадей и убрались восвояси.
Когда наступила очередь Вэла пасти лошадей, к нему подъехал проводник. Он бросил поводья и предложил мальчику табаку, тот покачал головой.
— А твой отец, похоже, крепкий мужик, — заметил проводник, — правда, тихий. Я слыхал, он потерял жену, а ты мать.
— Да, сэр.
— Тяжко терять человека, к которому ты привязан. Очень тяжко. Есть люди, которые находят себе другого человека, а есть такие, что никогда на это не пойдут. Сдается мне, твой отец как раз из таких. Он одинокий по натуре, твой отец. Подумай об этом, парень. Ты должен понять его. У меня вот как-то завелись две лошади. Они и паслись вместе, и в стойлах находились рядом. Если я выезжал на одной, а другую не брал, так та злилась на весь белый свет, пока я не возвращался. И когда одну заломал медведь… та, другая, так и не стала хорошей лошадью. Твой отец однолюб. Это все равно, как если бы он потерял часть самого себя. И если он бывает груб и раздражителен, принимай в расчет, что я сказал. Понимаешь меня? — Проводник слез с лошади. — Все мы живем с кем-то и так или иначе должны считаться с нашими близкими.
Несколько дней спустя, когда впереди показались покрытые снегом горные вершины, упирающиеся в небо, проводник снова остановился возле него.
— Вы бы с отцом послушались моего совета. Это пока еще первые горы, и на них уже лежит снег. Останьтесь по эту сторону Сьерры и подождите до весны. Зимой в горах можно погибнуть.
Проводник помолчал и добавил:
— По-моему, мы не знакомы. Меня зовут Хайрэм Уорд, сынок. Говорят, ты видел тех, кто убил твою мать.
— Да, видел. И могу узнать некоторых.
— Можешь описать их мне?
Вэл тщательно описал тех, кого разглядел. Некоторые стояли к нему спиной, другие оставались в тени. Но одного он не забудет никогда. Того, кто стоял над распростертым телом Джорджа, а потом застрелил его. Этого он описывать не стал.
— Тот, что с расцарапанным лицом, судя по твоим словам, похож на Оби Скиннера. Скверный тип. Я даже думаю, что это у него фальшивое имя. Навел он страху по всей Миссисипи грабежами и убийствами. Совершает налеты с шайкой таких же головорезов. Передай отцу, пусть держится от них подальше, а если встретит, пусть убивает сразу.
Несколько минут они молчали, потом Вэл сказал:
— Я их никогда не забуду.
