уселся на валежине, зло отмахиваясь от наседавших слепней. Даша, ради которой, собственно, был сделан этот почти двухкилометровый крюк, сначала вертелась вокруг Андрея, уговаривая его скорее бежать на вершину, где земляника, и откуда все-все видно, но Андрей и от нее отмахивался, словно от кусачей мухи. Поняв, что от Андрюшки толку не добьешься, Даша ускакала на вершину одна. Вскоре сверху донесся крик:
— Папа, гляди, где я!
Артем отыскал фигуру дочки среди ветвей и крикнул:
— Молодец!
— Смотри, куда забралась? — удивился Георгий, — как бы не убилась…
— Не убьется, — успокоил Артем. — У нее тут все деревья освоены. Тарзанит вовсю, совсем одичала.
Мимо с независимым видом прошел Андрей. Земляника и неохватные сосны с толстыми, удобными для лазания сучьями соблазнили и его.
— Пошли и мы, — позвал Артем. — С вершины вид потрясающий.
— Чего смотреть-то? Болото, — сказал Георгий, но тоже поднялся.
Остров, к которому они так долго шли, представлял собой крутой холм, метров на двадцать взлетавший над окрестными мхами. Он плотно зарос строевым лесом и от этого казался еще выше. Было совершенно невозможно понять, как на ровном месте могла образоваться эта чудовищная по величине и к тому же совершенно правильной формы куча песка.
Тяжело дыша, мужчины выбрались на вершину.
— Да!.. — потрясенно протянул Георгий.
Одно дело знать, что находишься в самом сердце мохового болота, рассуждать, что в длину в нем километров сорок, а в ширину чуть меньше десяти — другое дело увидать это своими глазами. Пейзаж, казалось бы примечательный лишь своим однообразием, в таких масштабах обретал значение вселенского символа. Всюду, покуда различал взор, топорщили японски-изогнутые ветки, усаженные почернелыми старыми шишками, чахлые в рост человека сосенки. Свободные от карликовых сосен мокрые речажины уходили вдаль длинными ярко-зелеными языками. Пятна высокого красного мха казались каплями охры, сорвавшимися с кисти титанического живописца, осмелившегося писать этот слишком большой даже для него простор. И без того далекий лес отодвинулся еще дальше, окунувшись в голубой туман горизонта. Лишь несколько островков вроде того, на котором они стояли, но поменьше, создавали необходимую каплю разнообразия.
— Страшно, — сказал Георгий, кивнув вниз. — Туда спустишься, и ты как на блюдце у кого-то. Или, еще хуже — под микроскопом. Ты — инфузория, а оно сверху, огромное. Теперь понимаю, почему предки бога изобрели.
— Лось бежит, — перебил Артем, показывая пальцем на серое пятно, плывущее среди засохших вершинок. — Ребятня, лося видите?!.
— Ура!.. — завопили с соседних деревьев.
Лось продолжал двигаться, не меняя хода, и вскоре скрылся за одним из островов.
— А ведь нам пора, — спохватился Артем. — Дома уже волнуются, что нас с детьми так долго нет.
Когда они спустились вниз и гуськом двинулись по вымешенной ногами ягодников моховой тропе, Артем произнес, обращаясь сразу и к товарищу, и к обоим детям:
— Больше всего меня на мху поражает несоответствие огромного пространства и тщательности отделки детали. Видели, сколько здесь всего, а ведь любая нитка плауна ювелирно отделана, всякая сосенка в сад камней просится, на каждой кочке росянка ютится, пьяника, другая травка. Лягушата разные…
— И слепни, — вставил Андрюха.
— И слепни тоже, — согласился Артем. — Живут, чем-то кормятся, ведь не нами же, мы для них — так, заблудший деликатес. Только тут понимаешь по-настоящему, что природа не для людей, а сама по себе. Все эти лоси, кабаны — они здешние, а мы — гости…
— Мой Андрюшка, когда маленьким был, — вставил Георгий, — не верил, что звери действительно в лесу живут. Утверждал, что они только в сказках по лесу бегают, а взаправду живут в зоопарке.
— Подумаешь, — сказал Андрей. — Ты так и сейчас веришь в динозавров. Будто в Африке динозавры водятся.
— А что? — возразил сыну Георгий. — Запросто. Видал, какая здесь глухомань? А в Африке болота во сто крат больше здешних, а людей во сто раз меньше. К тому же, дикари, необразованные. Нашли же в Южной Америке тапира, так почему не найти и динозавра?
— Ты еще про целакантуса расскажи, — подначил ученый сын, — и про дракона с острова Комодо.
По всему было видно, что Андрюшка не раз слыхал отцовские доводы и изрядно наскучил ими.
— Вот она — современная молодежь, — нравоучительным голосом лицемера сказал Артем, — полагают, что все в мире уже открыто и упрятано в зоопарк. А между тем, вовсе не обязательно ездить за динозаврами в Африку. Или ты думаешь, наши места менее глухие? Или деревенские бабки сильно образованные? Вон, Дарья Артемьевна соврать не даст, они тут все вместо «маринованные грибы» говорят «эмалированные».
— Что-то ты не туда разогнался, — Георгий не мог спокойно наблюдать профанацию любимой идеи. — Для динозавров здесь слишком холодно, а старухи местные, хоть и малограмотны, а в родных местах каждую травинку знают. Знахарки все подряд.
— Не говорил бы, чего не понимаешь, — снисходительно усмехнулся Артем. — Вот, определи, что это за трава?
— Дудка! — в один голос откликнулись Георгий с сыном, а Андрей добавил:
— Мы не бабки, можем и не знать.
— Вот и неправда! — закричала Даша, завороженно слушавшая отца и ожидавшая минуты, чтобы встрять и поразить присутствующих своими знаниями.
— Это горичник болотный, у него стебли красные, а на горе большущие дудки
— дягиль лекарственный, а у деревни в старом мочиле — вех ядовитый, а вдоль дороги — купырь лесной и тмин. А называются они зонтичные, потому что у них наверху зонтик как у укропа. И морковка тоже зонтичная, и пастернак, только у них зонтики на другой год бывают!..
— Видите?.. — засмеялся Артем. — Дашка все знает, а попробуй местных спроси — тот же ответ: дудка. Есть у нас в Замошье одна — Панька. Знахаркой слывет, чуть не ведьмой. Я с ней говорил, так для нее и репей, и татарник, и даже лесной василек, все на одно лицо, всему одно название — колючий дед! А вы говорите: динозавры вымерли. Хотя здесь их действительно нет, — продолжил он, перейдя на задумчивые и даже печальные интонации, как говорил всегда, когда начинал импровизировать какой- нибудь, чаще всего бесцельный розыгрыш. — Прав Жора, холодно для них. Здесь царство земноводных: тритоны в каждой луже, лягушки так из под ног и брызжут. И сохранились здесь древнейшие земноводные, а вовсе не рептилии.
— Величайшее открытие века — неведома лягушка! — проскандировал Андрюха.
Артем прикинул, что они уже незаметно прочвакали почти полпути до леса, и, вздохнув, сочувственно обратился к Георгию:
— Плоховато твой сын естественную историю знает. Объяснил бы ты ему, что был когда-то за Земле каменноугольный период, и жили тогда стегоцефалы
— симпатичные такие зубастые лягушата, а вернее — тритончики, длиной до пяти метров…
— Правда? — восторженно переспросила Даша.
— Чего мне врать-то?
— И ты говоришь, они тут сохранились? — спросил Георгий.
Было непонятно, спрашивает ли он всерьез или разгадал приятеля и подыгрывает ему.
— Пятиметровых теперь, конечно, не встречается, — отступился Артем, — а вот метр, даже полтора, это запросто. Местные их называют гадами, как змей. А иногда говорят: ящера. Ящерка — маленькая, так обычных ящериц кличут, а ящера — большая, это стегоцефал. Лежит такая тварь в мокрой траве, пасть
