Грин исчез за штабелем бревен. Я завернул за угол и увидел, как он бежит по длинной, хорошо утоптанной аллее, обставленной с обеих сторон большими поленницами. Старик бежал впереди. Его длинные седые волосы развевались по ветру. Мешок из грубой дерюги подпрыгивал у него за плечами, как ноша скорби и позора.
— Стой или стрелять буду! — кричал Грин.
Старик бежал так, будто за ним сам дьявол гнался. Он добежал до изгороди, бросил свой мешок и пытался взобраться на нее. Он уже почти перелез через изгородь, но зацепился за три ряда колючей проволоки, натянутой сверху.
Я услышал треск рвущейся ткани, а потом звук выстрела. Огромное тело старика задергалось в судорогах, на секунду замерло, а потом тяжело рухнуло вниз.
Грин стоял над ним, дыша сквозь стиснутые зубы.
Я оттолкнул его с дороги. Старик был жив, хотя изо рта у него шла кровь. Когда я приподнял ему голову, он сплюнул ее, и она запачкала ему подбородок.
— Вам не следовало этого делать. Я пришел сюда, чтобы дать показания полиции. Потом я испугался.
— Почему вы убежали утром?
— Я видел, как вы нашли в листве убитую девочку. Я знал, что вину возложат на меня. Я — один из избранных. Винят всегда избранных. У меня и прежде бывали неприятности.
— Неприятности из-за девочек? — стоя рядом со мной, Грин обнажил зубы в жуткой усмешке.
— Неприятности с полицией.
— Из-за убийств? — спросил Грин.
— Из-за того, что я проповедовал на улицах, не имея на это разрешения. Голос повелел мне проповедовать и нести слово истины закосневшим в грехе. И этот голос сегодня велел мне прийти сюда и дать свой показания.
— Какой голос?
— Великий голос, — старика было еле слышно. Он закашлял кровью.
— Да он совсем спятил, — произнес Грин.
— Замолчите. — Я опять повернулся к умирающему. — Какие показания вы хотели дать?
— О машине, которую я видел. Она разбудила меня в середине ночи, остановившись на дороге около моей обители.
— Какая машина?
— Я ничего в них не понимаю. Думаю, какая-то иностранная. Ее мотор так ревел, что разбудил бы и мертвого.
— Водителя вы видели?
— Нет, я не подходил. Я испугался.
— Когда эта машина появилась?
— Я не слежу за течением времени. Луна уже спустилась за деревья.
Это были его последние слова. Он взглянул на солнце своими глазами цвета неба. Потом они изменили свой цвет.
— Не сообщайте полиции, — попросил меня Грин, — если вы им расскажете, я обвиню вас в лжесвидетельстве. Я здесь уважаемый гражданин. Я же могу потерять свой бизнес. И поверят они мне, а не вам, мистер.
— Замолчите.
Но он не мог замолчать.
— Старик ведь врал. Вы сами это знаете. Он же при вас сочинял, будто слышит какие-то голоса. Это доказывает, что он — псих. Псих-убийца. Я пристрелил его так же, как вы бы пристрелили бешеную собаку, и я правильно поступил.
Он взмахнул пистолетом.
— Нет, вы поступили неправильно, Грин. И вы знаете это. Дайте-ка мне пистолет, пока вы еще каких-нибудь бед не натворили.
Он сунул мне его в ладонь. Разряжая оружие, я сломал ноготь, потом вернул ему. Грин вплотную придвинулся ко мне.
— Послушайте, может быть, я действительно поступил неправильно. Но он меня сам спровоцировал. Не нужно сообщать об этом. Я могу потерять свой бизнес.
Он порылся в кармане брюк и достал оттуда толстый бумажник из акульей кожи.
— Вот. Я хорошо заплачу. Вы же частный детектив и умеете держать язык за зубами.
Я оставил его бормотать что-то у трупа человека, которого он убил, и направился в отделение. В определенном смысле они оба были жертвами, но кровью были обагрены руки лишь одного.
Мисс Брокко вышла на стоянку перед зданием полиции. Грудь ее волновалась.
— Я слышала выстрел.
— Грин застрелил старика. Тот мертв. Пошлите за фургоном и передайте, что ищейки не понадобятся.
Эти слова подействовали на нее, как оплеуха. Словно защищаясь, она поднесла руки к лицу.
— Вы злитесь на меня? Почему?
— Я на всех злюсь.
— Вы все еще считаете, что старик этого не делал?
— Уверен, что нет. Мне нужно поговорить с вашей сестрой.
— Элис? Зачем?
— Нужна кое-какая информация. Она была вместе с Джинни Грин на пляже прошлой ночью и может мне кое-что рассказать.
— Оставьте Элис в покое.
— Я не обижу ее. Где вы живете?
— Я не хочу, чтобы моя младшая сестра оказалась втянутой в это грязное дело.
— Я хочу лишь узнать, с кем из ребят осталась Джинни.
— Я сама спрошу ее и передам вам.
— Бросьте, мисс Брокко, мы просто теряем время. Я вовсе не нуждаюсь в вашем разрешении, чтобы переговорить с вашей сестрой. А адрес, если понадобится, я могу найти и в телефонной книге.
Она злобно взглянула на меня. Потом отвела глаза.
— Хорошо, ваша взяла. Мы живем на Орландо-стрит, 224. Это на противоположной стороне города. Вы ведь не обидите Элис? Она и так очень переживает из-за смерти Джинни.
— Они, значит, были близкими подругами?
— Да, я пыталась запретить Элис дружить с Джин, но вы же знаете девчонок в этом возрасте? Кроме того, обе они росли без матерей, ну и, конечно, тянулись друг к другу. Я пыталась быть Элис вместо матери.
— А что случилось с вашей матерью?
— Отец... Я хотела сказать, что она умерла. — Лицо у нее внезапно побледнело, потом снова приобрело цвет старой бронзы. — Пожалуйста, я не хочу об этом говорить. Я была совсем маленькой, когда она умерла.
Она вернулась к своему что-то бормотавшему передатчику. «Женщина в самом соку, — подумал я, отъезжая. Ей давно уже пора замуж, а она живет одна, да еще этот средиземноморский темперамент... Если ее дежурство длится восемь часов, и она начала в восемь, то через час она закончит работу».
Город был невелик, и чтобы пересечь его, много времени не требовалось. Шоссе переходило в главную улицу. Я проехал мимо школы. На спортивной площадке около здания группа детишек делала гимнастические упражнения. Над площадкой будто висела какая-то пелена. Однако, возможно, это была моя фантазия.
Далее я миновал ресторан Грина. На стоянке было припарковано с десяток автомобилей. За зеркальными стеклами суетилась пара официанток в белых передничках.
На Орландо-стрит располагались каркасные и оштукатуренные коттеджи более или менее
