Постепенно сумятица повседневных дел и обязанностей закрутила Наташу, потом Нина Ивановна пришла пить чай, но санитарка все время ловила себя на мысли, что ей очень хочется заглянуть в десятую. Однако какая-то странная боязнь мешала ей переступить порог этой палаты. За месяц работы Наташа уже успела наглядеться и на больных офицеров, и на матросов. Привыкла спокойно обмывать тяжелобольных, помогала им справляться с уткой и судном, без смущения взирала на мужское тело. Но сейчас почти с содроганием думала о том, что подобные процедуры предстоит проделывать с тем лейтенантом…
Наконец она переступила порог этой палаты. В полутьме горел лишь синий ночник над кроватью новенького. Тишину нарушал негромкий храп мичмана Гаврюшина, сутки назад прооперированного по поводу аппендицита. Еще две кровати пустовали — по телевизору показывали футбол, и все ходячие собрались в столовой перед телевизором. В палате Наташа недосчиталась двух стульев. «Вот прохиндеи! — выругалась она про себя. — Сколько раз надо говорить, что нельзя выносить стулья из палаты!»
Девушка вздохнула. Она знала, что утром ей самой придется расставлять стулья по местам. Унести их в столовую больные могут, а назад, видите ли, нет — они хворые, еле живые, и стул для них непомерная тяжесть.
Ну, ничего! Кончится футбол, она специально встанет на выходе из столовой, и нарушителям достанется от нее.
Наташа на цыпочках подошла к кровати у окна. В синем свете ночника лицо офицера казалось смертельно бледным, губы запеклись, под глазами залегли черные тени. Несмотря на заросший густой темной щетиной подбородок, он выглядел не старше тридцати. Страдания обострили его черты, казалось состарив на несколько лет.
Девушка подошла ближе, поправила одеяло, свесившееся почти до пола. Потрогала ладонью лоб. Жара не было, но лоб был влажным от пота. Наташа внимательнее вгляделась в бледное лицо, и сердце ее вдруг замерло, а потом затрепетало уже где-то в животе.
Черты лица пациента нельзя было назвать классическими. Волевой изгиб густых черных бровей, четкая линия губ, твердые очертания подбородка и немного крупного, красивой формы носа. Наташа судорожно сглотнула, бросила быстрый взгляд по сторонам и снова стала вглядываться в лицо так взволновавшего ее человека. Нет, она не ошиблась, перед ней в забытьи лежал герой ее ночных сновидений, предел девичьих мечтаний, настоящий принц из сказки. По крайней мере, именно таким она всегда его себе представляла. И вот он здесь, в палате номер десять, в плену наркотического сна, и никто не в состоянии помочь ему, кроме нее самой.
Наташа протянула руку, кончиками пальцев легонько тронула колючую щеку и тут же испуганно отдернула их — неизведанное раньше чувство заставило ее вздрогнуть, а сердце забиться еще сильнее.
На своей кровати заворочался Гаврюшин, приподнял голову:
— Это ты, Наташа? Парень давеча пить просил, но я побоялся дать, вдруг что случится!
— Правильно, пить ему пока нельзя, — подтвердила Наташа и добавила: — Разве только губы смочить…
— А то смотри! Мне сегодня супруга морсу принесла, нужно будет, возьми в холодильнике.
— Оставим морс на завтра…
Наташа обмакнула ватку в стакан с водой, обвела покрывшиеся корочкой губы больного, и он тут же облегченно вздохнул. Наташе даже показалось, что сведенный болью рот приоткрылся в легкой улыбке. Тогда она намочила край полотенца и слегка протерла его лицо, а потом не удержалась и осторожно ладошкой погладила колючую щеку.
Глаза больного открылись. Некоторое время он продирался сквозь паутину беспамятства, обволакивающую мозг, пытался понять, где он и что с ним случилось. Обводил глазами палату. Наконец взгляд офицера остановился на женском лице.
Офицер с трудом выпростал руку из-под одеяла, медленно поднял и прижал к Наташиной ладони, все еще касавшейся его щеки.
— Так лучше! — прошептал он еле слышно и опять закрыл глаза.
Наташа склонилась ниже: кажется, больной отходит от наркоза. Дыхание стало спокойнее, и лицо уже не такое бледное. Наташа другой рукой вновь смочила ватку, провела ею по сухим губам мужчины, отжала несколько капель ему в рот и услышала слабое «спасибо». Девушка нагнулась к его лицу и с трудом разобрала: «Не убирайте руку!»
Наташа беспомощно глянула на Гаврюшина:
— Как-то нужно предупредить сестру о том, что он пришел в себя, — и вновь склонилась к больному. Он лежал спокойно, с закрытыми глазами. Наташа попробовала отнять ладонь, но офицер тут же открыл глаза, и легкая улыбка тронула запекшиеся губы.
— Не уходите, пожалуйста!
Наташа растерянно пожала плечами. Гаврюшин глядел на них сквозь железные прутья спинки кровати. Заметив ее нерешительность, улыбнулся:
— Шустрый у нас новенький объявился! Очухаться как следует не успел, а уже девчонку на крючок подцепил!
Наташа смутилась, и мичман тут же извинился:
— Прости, Наташенька, я ведь шучу. Ты посиди пока с ним, может, действительно быстрее в себя придет. А я уж как-нибудь доберусь до поста, вызову сестру.
Он, кряхтя, спустил ноги с кровати и, придерживая левой рукой прооперированный живот, намеревался встать.
— Что вы, что вы, — испугалась девушка, — никуда не надо ходить. Нажмите только кнопку экстренного вызова над своей кроватью.
Через минуту прибежала дежурная медсестра Лидия Яковлевна. Завидев санитарку, как ей показалось, без дела сидевшую у постели больного, рассердилась:
— Ты что ж, Наталья, не можешь на ноги встать и меня позвать? Кнопки и я нажимать умею! — И медсестра склонилась над молодым человеком. — Ну вот и хорошо, Игорь! Оказывается, ты у нас молодчина! — Тут она увидела, что больной сжимает Наташину руку, строго на нее посмотрела и вновь обратилась к пациенту: — А девчонку отпусти. У нее работы невпроворот! — Отвела его руку, положила поверх одеяла. — Сейчас Семен Семеныч, хирург, тебя посмотрит, потом я сделаю укол, и будешь баиньки до самого утра. Ты еще здесь? — обернулась она к Наташе. — А ну-ка, скачи в ординаторскую, зови Герасимова. Скажи, Карташов в себя после наркоза пришел.
Наташа пулей вылетела из палаты.
Через час, покончив со всеми делами, она осторожно приблизилась к дежурной сестре, готовившейся к вечерней раздаче лекарств:
— Лидия Яковлевна, можно я вам помогу?
— Помоги. — Та искоса глянула на нее и усмехнулась: — Успела разглядеть, какого здоровяка к нам положили?
— Да, парень, сразу видно, крепкий, — согласилась Наташа. — Но что с ним случилось?
Не поднимая глаз, она раскладывала таблетки в маленькие пластмассовые стаканчики, то и дело сверяясь с листком предписаний для каждого больного.
Лидия Яковлевна поджала губы:
— Думаешь, нас ставят в известность, когда таких орлов с пулевыми ранениями привозят? Видимо, опять на границе контрабандистов или шпионов ловили. Кто их знает? Но парню бок час зашивали, если не больше. К счастью, Герасимов говорит, пуля дальше не пошла, застряла в ребрах. — Медсестра язвительно улыбнулась, глядя на санитарку. — Он ведь Семен Семеныча просил, чтобы ты к нему вернулась…
Не дослушав, Наташа метнулась к палате, моментально забыв и про таблетки, и про обещание медсестре развезти их по палатам. Лидия Яковлевна засмеялась:
— Остановись, милочка! Сейчас твой Карташов спит сном младенца, а вот утром надо будет его умыть и переодеть в чистую рубаху. Герасимов сказал, что сам контр-адмирал звонил, спрашивал о его самочувствии. Выходит, не простой он лейтенант, как ты считаешь?
— Наверно, не простой, — согласилась с ней Наташа, вздохнув: исчез повод немедленно увидеть
