морской лабиринт Мельнибонэ.
Башня Моншанжика была названа так в честь волшебника-архитектора, который создал морской лабиринт несколько тысяч лет тому назад. Достичь огромной гавани Имррира можно было только через него, и его секрет тщательно охранялся, потому что это было единственно надежным средством против неожиданного вторжения. Лоцманам приходилось проходить специальную подготовку, чтобы проводить корабли. Сквозь него вело пять различных маршрутов, и каждый лоцман знал лишь один из пяти. В наружной стороне скалы было пять входов. Здесь корабли Молодых Королевств ожидали появления лоцмана. Прежде чем ворота в один из входов поднимались, всем на корабле завязывали глаза и посылали в трюм, кроме рулевого и начальника гребцов, на головы которых надевали глухие стальные шлемы, так что они ничего не видели и исполняли только команды лоцмана, причем весьма сложные. А если корабль Молодого Королевства не выполнит одного из этих приказов и разобьется о стены, что ж, мельнибонийцы не будут убиваться по этому поводу, и если кто-то останется в живых, то станет рабом. Все, кто хотел торговать с Городом Мечты, сознавал весь риск такой торговли. Но многие купцы приплывали каждый месяц, чтобы пройти опасности лабиринта и обменять свои жалкие товары на роскошь и богатство мельнибонийцев.
Башня Моншанжика стояла прямо перед гаванью, неподалеку от широкого причала, уходившего далеко в лагуну. Она была цвета морской воды, неприглядной по Имррирским стандартам, хотя это было красивое высокое здание с широкими окнами, из которых можно было видеть всю гавань. В ней совершались все торговые сделки, а в ее подвалах содержались пленники, которые нарушили хоть одно из мириад правил, существующих в гавани. Оставив Каймориль и приказав охране сопровождать ее во дворец, Эльрик вошел в башню. Проезжая мимо ворот, он расшвырял лошадью довольно много купцов, ожидающих разрешения начать торговлю, потому что весь двор и первый этаж были забиты матросами, купцами и мельнибонийскими служащими, занятыми всевозможными торговыми операциями, хотя сами сделки происходили в другом месте. Эхо тысяч голосов, бормочущих о товарах, о ценах, спорящих и торгующихся, медленно затихло, когда Эльрик с охраной надменно проехал сквозь широкую темную арку дальнего входа зала. От арки шел вниз уклон, извивающийся глубоко под землей.
Вниз процокали копыта лошадей, мимо рабов, слуг и служанок, которые торопливо уступали дорогу, низко кланяясь при виде императора. Огромные факелы освещали туннель, дымящие и шипящие, отбрасывающие искаженные тени на стены из обсидиана. Воздух был промозглый и сырой, так как вода плескалась у наружных стен под набережными Имррира. Но Эльрик все ехал вниз, а уклон уходил все глубже в гладкой скале. А затем навстречу поднялась волна жара, впереди показался колеблющийся свет, усиливающийся по мере того, как они въезжали в зал, полный дыма, волн страха и ужаса. С низкого потолка свисали цепи, а с восьми этих цепей свисали четыре человека, подвешенные за ноги. Одежда с них была сорвана, и тем не менее они казались не голыми, потому что кровь из множества мелких ран, маленьких, но болезненных надрезов, сделанных художником в этом виде искусства, который стоял рядом со скальпелем, глядя на свою работу, покрывала все тело. Сам мастер был высок и очень худ, почти скелет, в белых, запятнанных кровью одеждах. У него были тонкие губы, глаза, как щелочки, худые пальцы, редеющие волосы. Скальпель, который он держал, был тоже тонок, с почти невидимым лезвием, которое изредка сверкало при свете огня, разведенного в яме на другой стороне комнаты. Этого мастера все называли доктор Шутка, и его искусство заключалось в том, что он исполнял, а не создавал ничего нового (хотя тут он мог поспорить и даже переубедить собеседника): это было искусство узнавать секреты у тех, кто их имел. Когда Эльрик вошел, он молниеносно повернулся, держа скальпель между тонким большим и еще более тонким безымянным пальцем правой руки. Он стоял напряженно, в ожидании, почти как танцор, а затем поклонился в пояс.
— Мой император!
Голос его был тонок. Он со свистом вылетал из тоненького горла, как бы стараясь проскочить как можно скорее, и иногда казалось, что слов вообще не было слышно, настолько быстро он говорил.
— Доктор, это те самые южане, которых поймали сегодня утром?
— Да, милорд.
Еще один поясной поклон.
— Чтобы доставить вам удовольствие.
Эльрик холодно рассматривал пленников. Он не чувствовал к ним никакой жалости. Они были шпионами. Здесь они очутились только благодаря себе. Они прекрасно знали, что с ними случится, если они попадутся. Но один из них был мальчиком, а другой — женщиной, как казалось, потому что они так извивались на цепях, что трудно было это определить с первого взгляда. На них было даже стыдно смотреть. Затем женщина щелкнула остатками своих выбитых зубов на Эльрика и прошипела:
— Демон!
Эльрик отошел назад.
— Они уже информировали вас о том, что делали в нашем лабиринте, доктор?
— Они все еще мучают меня своими полуправдами. Прямо таки драматические актеры. Я бы сказал, что они проникли сюда, чтобы вычертить маршрут через лабиринт, которым потом пойдут их корабли. Но до сих пор они не говорят мне всех подробностей. Это как игра. И все мы понимаем, как следует в нее играть.
— И когда они скажут вам, доктор Шутка?
— О, очень скоро, милорд.
— Я предпочел бы знать, надлежит ли нам ждать атаки. Чем скорее мы узнаем, тем меньше времени потеряем при разгроме кораблей, когда они придут. Вы согласны со мной, доктор?
— Да, милорд.
— Прекрасно, — Эльрик был раздражен нарушением хода событий дня. Это испортило ему все впечатление от прогулки верхом, это слишком быстро вернуло его к императорским обязанностям.
Доктор Шутка повернулся к своим жертвам, вытянув свободную руку, жестом эксперта схватил за половые органы одного из мужчин. Молнией мелькнул скальпель, и раздался ужасающий визг. Доктор Шутка что-то бросил в огонь. Эльрик уселся в приготовленное для него кресло. Он испытывал скорее скуку, нежели отвращение. Крики, визги, лязганье цепей, тонкий шепоток доктора, все это уничтожило в нем то хорошее настроение и чувство безоблачности, которое он недавно испытывал. Но присутствовать на подобных ритуалах было одной из его императорских обязанностей, а на этом он был просто обязан присутствовать, пока ему не передадут нужные сведения, а он не поздравит Главного Допросчика и издаст приказы, как и кому себя вести при готовящемся сражении. И даже после этого ему придется совещаться с адмиралами и генералами, скорее всего всю ночь, выбирая между спорящими, решая, как распределить корабли и людей.
С трудом подавляя зевок, он откинулся на спинку и смотрел, как доктор работал пальцами, скальпелем, щипцами и пинцетами над висящими телами. Скоро он задумался о других проблемах, философских, тех, которые он не успел решить. И не потому, что в нем не было ничего человеческого, что там ни говори, все же он был мельнибонийцем. Он привык к такому с раннего детства. Он не мог спасти пленников, даже если бы захотел, не пойдя против всех традиций Острова Драконов. А в данном случае просто приходилось иметь дело с грозящей опасностью, о которой надо было выяснить все необходимое. Если бы был хоть какой-нибудь смысл в освобождении пленников, то он бы освободил их, но смысла никакого не было, да и пленники были бы поражены, обойдись с ними по-другому. Там, где надо было принимать так называемые «моральные» решения, Эльрик был практичен. Он всегда принимал решение до того, как следовать какому-то действию. В данном случае никакого действия он предпринять не мог. Такая реакция стала его второй натурой. Его желание было не в том, чтобы изменить Мельнибонэ, а в том, чтобы изменить себя, не действовать самому, а знать, как наилучшим образом отвечать на действия других.
— Милорд?
Эльрик рассеянно поднял голову.
— Теперь у нас есть информация, милорд, — тонкий голос доктора шелестел по комнате. Две пары цепей были теперь пустыми. Один из обрубков на цепи все еще немного дрожал, но другой качался, не шевелясь.
Доктор спрятал инструменты в плоскую тонкую коробку, которую носил на поясе.
— Оказалось, что перед ними были здесь другие шпионы. Эти пришли только для того, чтобы
