стал осторожно пробираться через грязь к Робин, держа наготове рвущийся в атаку меч. Затем он повернулся посмотреть на Зверя, который снова начал двигаться.
Когтистая лапа Казгорота отбросила Кантуса с дороги, и верный пес, ударившись о ствол дерева, затих. Раздвоенный язык чудовища извивался в приоткрытой пасти, как будто чувствуя близость друиды. Но между девушкой и чудовищем стоял принц Корвелла. Когда Зверь шагнул к нему, Тристан низко пригнулся. Раздутое брюхо, гладкое и белое, как у змеи, нависло над ним. И Тристан нанес удар.
Меч Симрика Хью легко пробил белую кожу, и радостно зашипел, погружаясь в теплые внутренности Зверя. Клинок накалился – это могущество богини передалось волшебному оружию, разрушая отвратительное тело. Тристан быстро отступил назад, но было уже поздно: содержимое огромного брюха хлынуло на тело принца. Захлебываясь и задыхаясь, Тристан почувствовал, что окружен разложением и ядом. Его кожу обожгли кислоты, а гнилостные газы заполнили легкие. Он еще успел заметить, что чудовище зашаталось и безумно завыло. А потом все исчезло.
Робин вскрикнула от ужаса, когда увидела, что Тристан падает на сползающее вниз тело Зверя. Извилистый хвост, огромные челюсти и могучие ноги судорожно бились посредине Темного Источника.
Наконец, агония Казгорота стихла, и он застыл в грязи. Из огромной, зияющей раны у него на брюхе продолжала выливаться черная кровь.
Когда она смешалась с илом на дне Темного Источника, начались странные метаморфозы.
Сквозь темную поверхность воды сияло маленькое пятнышко света.
Пятнышко стало вращаться и расти до тех пор, пока на том месте, где упал Казгорот, не возникла вспышка белого пламени. Пламя было прохладным и чистым – Робин сразу инстинктивно поняла, что оно зажглось по приказу богини. Белое пламя поднималось все выше, уничтожая гниль и грязь пруда.
Каким-то образом кровь Зверя дала богине возможность очистить Темный Источник, снова превратив его в Лунный Источник.
Когда пламя распространилось, на месте Темного Источника остался маленький кристально чистый водоем, окруженный гладкими берегами, поросшими мягкой травой. Огонь коснулся неподвижного тела Даруса, на короткий миг окутав его белым покрывалом, а затем отступил. И калишит сразу сел, удивленно оглядываясь вокруг, в недоумении почесывая в затылке.
Белый огонь сжег дерево, что утащило Полдо в пруд, и когда сияющее пламя отступило, Робин увидела карлика, стоящего по колено в прозрачной воде и с любопытством посматривающего по сторонам.
А тело Зверя бесследно исчезло в самом центре пруда. Серебристая поверхность расступилась, и все увидели стоявшего по пояс в воде Тристана.
С радостным криком он бросился к берегу навстречу Робин, бежавшей к нему по воде.
Смеясь и плача одновременно, они обнялись и, не устояв на ногах, упали прямо в воду Источника.
Кантус с лаем бегал но берегу, а Ньют устроился, на широкой спине мурхаунда, и посылал проклятия тому месту, где исчез Зверь. Из пруда вдруг появились языки пламени и заметались там, где стоял Керен. Пламя извивалось, облизывая землю, как будто искало что-то, но наткнулось лишь на лютню, лежавшую теперь на зеленой траве.
Белое пламя охватило струны лютни, и несколько минут над поляной лилась несказанно прекрасная музыка. Затем огонь стал ослепительно ярким и вдруг погас, оставив друзей в полнейшем недоумении.
А лютня исчезла. Усталые путешественники возвращались в Корвелл, ведя на поводу лошадь без седока – грустное напоминание о потере, которую они понесли, выполняя свою миссию. Друзья ехали медленно: им, наконец, некуда было спешить. Позади, в долине Мурлок, остался крошечный страж, удобно устроившийся на роге гордого и храброго единорога. Дракончик, не стесняясь, плакал, прощаясь с друзьями, потом единорог повернул в сторону леса, и Пьют стал указывать ему дорогу.
Впереди ехали Дарус и Полдо, а мурхаунд весело носился вокруг них.
Тристан и Робин медленно, держась за руки, следовали за своими друзьями.
Богиня улыбалась, и ее улыбка была теплом солнца позднего лета, а дыхание легким ветерком освежало землю. Она видела, как флот северян отплыл от берегов Корвелла. Богиня отпустила их, не желая мстить. Она оплакивала гибель ффолков и ту боль, которую испытала земля от причиненных ей страданий. Но богиня знала, что ффолки сильный народ и что они восстановят свои дома и снова засеют поля – и заживут привычной спокойной жизнью. А еще богиня думала о менестреле, чьи песни так радовали ее.
Ветер промчался над островами Муншаез и разнес волшебные воспоминания о чудесной лютне Керена. И везде, даже в самых далеких уголках, менестрели узнали новую балладу – о Зле и героях, о любви и смерти – столь необыкновенной красоты, что ее будут петь многие века.
Ее сочинил величайший менестрель из всех живших на островах, и хотя он погиб, его наследство – песня, оседлав ветер, пронеслась над его родными островами, и все менестрели пропели ее нежный припев.
Листва деревьев, растущих у самой кромки Лунного Источника, сразу после захода солнца тихонько раздвинулась, и к покрытому грязью берегу осторожно приблизилось существо в темном плаще с глубоким капюшоном. Очень медленно человек стал прощупывать пруд длинным посохом, с неохотой войдя в воду Источника. Траэрн из Оаквейла много страдал этим летом из-за заклятия, наложенного на него Зверем. Он лишился благословения богини, но и его новый хозяин не мог больше помогать ему. Но сейчас ему было некуда идти и он стремился отыскать хоть что-нибудь, пусть самую крошечную частицу своего хозяина, чтоб сберечь ее, сделав своим талисманом.
Посох наткнулся на что-то твердое, и друид-отступник вытащил со дна пруда черный, как уголь, обломок, размером с череп, который он с благодарностью прижал к груди.
Хихикая и бормоча под нос какие-то неясные слова, Траэрн отвернулся от пруда и через мгновенье скрылся в лесу. Он был безумен. Близость богини, которой он когда-то служил, лишила его остатков разума. Прижимая к груди свою темную находку, старик, ковыляя, побрел в глубь леса. И унес с собой сердце Казгорота.
