из-за того, что не знал, о чем говорить дальше, а ради усиления эффекта. — И вот тогда появляются Олимпийцы!
Она поглядела на меня, ничего не понимая.
— И что, — без всякого энтузиазма попросила она продолжать.
— Ты что, не понимаешь? И вот тогда, весь этот христианский мир, погруженный в темноту, без самолетов, без радио, даже без типографского пресса или судна на воздушной подушке — внезапно встречается с представителями сверхтехнической цивилизации из Космоса! — Рахиль все так же морщила лоб, забыв о еде и пытаясь догадаться, к чему же я веду. — Это будет чудовищный культурный шок, — объяснил я. — И не только для Землян. Возможно, что Олимпийцы прилетели, чтобы приглядеться к нам. Но когда они увидят, какие мы технически отсталые, разделенные на воюющие друг с другом народы, то... что они сделают? Понятное дело, сами уберутся подальше, а нас оставят самим себе! И это уже конец книжки.
Рахиль надула губы.
— Может быть, и сейчас произошло нечто подобное, — осторожно сказала она.
— Но уж наверняка не по этой причине. Мы же не говорим о нашем мире. Мы рассуждаем о мире выдуманном.
— Все-таки фантазия тебя чуточку понесла, — заметила Рахиль.
— А это моя специальность, — парировал я, ужасно довольный собой. — Ведь ты же не знаешь, да и откуда тебе знать, как рождается научный роман. Автор обязан дать волю фантазии — до самых границ вероятного — пока не дойдет до такого места, откуда всего один шажок дальше вызовет то, что целое распадется на кучу бессмысленной лжи. Поверь мне, Рахиль, я умею делать так, что читатели мне верят.
Она все так же выпячивала свои пухленькие красивые губки, но на сей раз я уже не ждал, когда мне ответят. Воспользовался оказией влет. Я склонился и поцеловал эти чудные уста, как хотел сделать уже давно. А только потом сказал:
— Надо выйти и нанять скрибу; пока не забыл, надо все записать. Вернусь как можно быстрее, а тем временем...
Я снова поцеловал ее, ласково крепко и долго, и Рахиль тоже дала мне понять, что отвечает на поцелуй.
Соседство с бараками для рабов имеет свои хорошие стороны. Я быстро нанял скрибу за умеренную цену, а управляющий даже предоставил мне на время один из залов, где я мог бы диктовать. На рассвете у меня уже были готовы первые две главы и наброски всех остальных к научному роману под названием «Путешествие в христианский мир».
Когда я глубоко погружаюсь в процесс написания, развитие сюжета уже не представляет никаких трудностей. Общая концепция определена, персонажи хорошо известны, так что достаточно ненадолго закрыть глаза, чтобы увидать, что произойдет дальше, а потом надиктовать это скрибе. В данном случае — скрибам, так как первый устал еще до полудня, поэтому пришлось нанять второго, а потом и третьего.
Я не сомкнул глаз, пока все не было записано. Мне показалось, что это заняло пятьдесят два часа — за много лет самый долгий период работы без отдыха. Когда все уже было готово, я оставил текст на переписку. Управляющий согласился передать его потом в экспедиционное бюро в порту и переслать воздушным экспрессом Маркусу в Лондон.
Только после всего этого я поплелся в дом Рахили, чтобы лечь спать. С изумлением я понял, что еще темно, хотя до восхода солнца оставалось менее часа.
Меня впустил Базилий, удивленно присматривающийся к моей щетине и впавшим глазам.
— Не буди меня, пока я не проснусь сам, — попросил я. Рядом с кроватью лежала газета, но я даже не глянул на нее. Завалился на постель, пару раз повернулся и провалился глубоко-глубоко...
Проснулся я, самое малое, часов через двенадцать, приказав Базилию принести хоть что-нибудь поесть и побрить меня. Когда же я спустился в атриум, был почти вечер, и Рахиль ожидала меня. Я рассказал ей о своей работе, а она упомянула про последнее сообщение Олимпийцев.
— Как это последнее?! — воскликнул я. — Откуда ты можешь знать, что оно последнее?
— Потому что они сами так сообщили, — печально ответила она. — Подтвердили, что разрывают всяческие контакты.
— Вот это да! — сказал я, размышляя обо всем этом, а потом: — Бедный Сэм! — теперь уже думая о Флавии Сэмюэлусе, Рахиль же была настолько опечалена, что не оставалось ничего другого, как обнять ее.
Утешения перешли в поцелуи, а когда их стало даже слишком много, Рахиль с улыбкой отпрянула от меня.
И вот тут — ничего не поделаешь — у меня вырвалось. Я и сам удивленно слушал, как слова сами вылетают у меня изо рта:
— Знаешь, Рахиль, было бы здорово, если бы мы поженились.
Она взволнованно глядела на меня, но в то же время, как будто я застал ее врасплох.
— Это что, предложение?
Я очень тщательно подбирал слова:
— Это было условное предложение, дорогая. Я сказал: «если бы мы поженились».
— Это я поняла. А теперь скажи, ты хочешь, чтобы твое желание исполнилось?
— Нет... О, демоны преисподней, да! Но сначала хотелось бы иметь право просить тебя об этом. Авторы научных романов, как правило, не имеют солидного финансового положения, и ты об этом знаешь. А ты привыкла к таким условиям...
— За эти условия и удобства я плачу из денег, оставленных мне отцом, — перебила она меня. — После свадьбы они не исчезнут.
— Но ведь это же твои деньги, моя дорогая. Мне случалось голодать, но я никогда не был паразитом.
— Ты не будешь паразитом, — мягко сказала она, и я понял, что она тоже тщательно выбирает слова.
И все же, следовало проявить сильную волю.
— Рахиль, — сказал я. — Мой издатель вскоре должен связаться со мной. Если он примет этот мой новый научный роман... Если он будет хорошо продаваться...
— Ну? — подбодрила она меня.
— Ну, может тогда я и смогу попросить твоей руки. Но сейчас ничего сказать не могу. Маркус наверняка уже получил посылку, но вряд ли прочитал рукопись. А про его решение я узнаю еще позже. В связи с Олимпийцами это может тянуться несколько недель...
— Юл, — сказала мне Рахиль, положив мне палец на губы. — А ты позвони ему.
Все линии были постоянно заняты, но мне как-то удалось пробиться. Поскольку время было послеобеденное, удалось даже застать Маркуса в конторе. Более того, он даже был совершенно трезвым.
— Юл, сукин ты сын! — заорал он, взбешенный. — Ты куда подевался? Придется приказать тебя выпороть!
Но про эдилов он не упомянул.
— Ты уже прочитал «Путешествие в христианский мир»? — спросил я.
— Какое еще путешествие? А, это! Нет, еще и не глянул. Естественно, я его беру, но сейчас меня интересует «Ослиная олимпиада». Теперь цензоры уже не будут иметь никаких претензий, понял? Правда, придется кое-что переработать, добавить этому Олимпийцу глупости, дурости, злости... Юл, это будет ударная штука! Мне кажется, что из этого даже будет постановка. Когда ты можешь быть здесь, чтобы взяться за дело?
— Как тебе сказать... Думаю, что скоро, но я еще не знаю расписания кораблей...
— Никаких кораблей! Возвращайся немедленно, и самолетом! Расходы берем на себя! Кстати, аванс мы тебе удвоили. Деньги на твоем счету будут уже сегодня.
