— На что спорим? — деловито усмехаясь, спросил он.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Ты предлагаешь спорить? Я готов. На что спорим? Или ты испугался?
— На что угодно! — ответил я, заводясь.
— И этот твой дебил не напишет ни строчки? — издевательски уточнил Жгутович.
— Он вообще может быть неграмотным! — небрежно бросил я.
— Нонсенс! — сказал Арнольд.
— Хорошо. Если ты проиграешь, а это неизбежно, то я буду по первому звонку в любое время пользоваться твоей квартирой! Идет? — оживился Жгутович.
Тут я должен снова сделать пояснительное отступление. Дело в том, что Стас по натуре бабник- тихушник, а книжная пыль к тому же, как я где-то прочел, чрезвычайно стимулирует женолюбие. В Италии, например, ослабшим мужчинам врачи даже рекомендуют чаще бывать в библиотеке. Однако Стасу очень не повезло с женой: она у него из кубанских казачек — ревнива до умоисступления и не только лазает по карманам, но еще ежевечерне тщательнейше осматривает его одежду в поисках приставших дамских волос и даже обнюхивает на предмет внебрачных запахов. Однажды она до полусмерти отходила Стаса чугунной сковородкой за то, что от его майки тянуло «Диором». И только потом, отходив и немного отойдя, вспомнила, как сама же и помазалась этими духами, когда заезжала к подружке за выкройками. Кроме всего, жена звонит ему на работу через каждый час — проверяет, а в девятнадцать ноль-ноль неукоснительно встречает его на пороге магазина с полными сумками продуктов, каковые он и тащит на себе домой — в Теплый Стан.
Ясное дело, Стас не мог себе позволить даже самые невинные мужские удовольствия, а в тот памятный вечер он оказался в ресторане нашего клуба только потому, что после обеда должен был ехать на курсы повышения квалификации продавцов-букинистов, но занятия отменили из-за болезни лектора, о чем, естественно, он жену в известность не поставил. Но такие подарки судьба подкидывала ему нечасто. Сам он свою жизнь называл добродетелью строгого режима. А ведь в нем, как в каждом мужчине, тоже кипели страсти: он влюблялся в своих постоянных покупательниц, ужасно страдал от бесперспективности, и постепенно на его лице установилось выражение застоявшейся невостребованности, которое часто путают с признаком пытливого ума. Свое сексуальное неудовлетворение Стас сублимировал в творчество, но за мелькнувший в его стихах «ласкающий пепельный локон», абсолютно вымышленный, он был жестоко избит кофеваркой. От более лютой расправы Стаса спасло то, что его жена лет десять назад, сдуру, покрасилась в какой-то пепельно-пегий цвет, о чем и вспомнила, занеся кофеварку для решающего удара… Методом жестоких проб и роковых ошибок Стас нащупал безопасную для жизни тематику. Обычно его стихи и поэмы назывались крайне филологично — «Перечитывая третью главу „Кентерберийских рассказов“, или „Модильяни пьет абсент в „Ротонде“, или „Смерть Альбера Камю в автомобильной катастрофе 4 января 1960 года“. Но надо ли объяснять, что Жгутович мечтал о большем? Вот почему моя однокомнатная квартира, расположенная в пяти минутах бега от букинистического магазина «Книжная находка“, была единственным выходом из того кошмара, в котором он влачил свои половозрелые годы.
— Значит, ты будешь пользоваться моей квартирой? — игриво переспросил я.
— В любое время и в любых целях! — уточнил Стас.
— Молоток! — Арнольд хлопнул Жгутовича по плечу.
— Идет, — согласился я и сделал многозначительную паузу. — Но если ты проиграешь, то я буду в любое время пользоваться твоей «Масонской энциклопедией»!
— В каком смысле? — затомился алчный Стас.
— В прямом. Ты мне ее просто отдашь!
— Молоток! — Арнольд хлопнул меня по плечу.
На мгновение Жгутович замер, и на лице его живо отобразилась схватка скрытого сладострастия с явным честолюбием, но довольно скоро честолюбие пискнуло и подняло вверх свои крысиные лапки.
— Идет! — кивнул он. — Тем более что ты все равно не выиграешь!
— Подумай! — усмехнулся я и решил его помучить. — Ты теряешь единственный шанс. Если ты отдашь мне энциклопедию, книгу тебе никто не издаст, и взыскательный читатель никогда не сможет насладиться твоей поэмой «Иван Тургенев читает Полине Виардо фрагменты романа „Дым“.
— Романа «Новь», — обиженно поправил Стас. — Ты всегда был Терситом по натуре…
— А кто такой Терсит? — вмешался Арнольд.
— Так, мужик один, — объяснил Стас и добавил: — Я подумал. Ты никогда не выиграешь! — и он протянул мне руку.
Я протянул свою. Нет, это было не рукопожатие, а схватка двух лукавств.
— Разбей! — приказал я Арнольду. Тот сначала решительно занес руку, но вдруг заколебался:
— Не-ет, так не пойдет…
— Почему?
— А вы мне объясните, что значит — первый встречный?
— Как что? — пожал я плечами. — Мы выходим на улицу, останавливаем первого встречного и предлагаем ему принять участие в нашем эксперименте, — растолковал я.
— А если он отказывается? — уточнил Арнольд.
— Тогда мы останавливаем другого.
— А если и он отказывается?
— Тогда третьего — и так до тех пор, пока кто-нибудь не согласится.
— Но ведь тогда это будет не первый встречный! — логично заметил Арнольд.
— Не придирайся к словам! — заступился за меня Стас, которому уже не терпелось поразвратничать на моей жилплощади.
— Ладно, — смирился Арнольд, — в конце концов, вы спорите, а не я. Вам и расхлебывать.
— Что? — не понял я.
— Подумайте сами: а если первым встречным окажется, допустим, Франсуаза Саган? По ящику сказали: она как раз сейчас в Москве…
— Хорошо, — согласился я. — Известных людей мы отметаем как класс!
— А если первым встречным окажется твой друган, с которым ты заранее все обшляпил? — спросил Арнольд и глянул на меня с чалдонской хитрой улыбкой.
— Ваши необоснованные подозрения мне странны! — ответил я, и, хотя у меня не было никаких жульнических планов (у меня вообще не было планов), щеки мои затеплились, как у всякого порядочного человека, заподозренного в свинстве.
— В самом деле, — насупился Стас, — я хотел бы гарантий.
— Мое честное слово для тебя не гарантия? — фальшиво, несмотря на всю чистоту своих намерений, возмутился я.
— Писатель, дающий честное слово, то же самое, что проститутка, которая клянется своей невинностью! — отрезал Жгутович.
— Как сказал! — воскликнул Арнольд, и его лицо напряглось в запоминающем усилии.
— Что ж, в таком случае наше пари расстраивается, — облегченно констатировал я.
— Вы, мужики, не расстраивайтесь, — успокоил Арнольд, глянув на часы.
— Прямо сейчас должен прийти Витек, племяш нашего редакционного шофера. Я ему от дяди привез рыжиков, — он кивнул на пустую банку, — и бутылку «амораловки», — он показал глазами на свой рюкзачок.
— Кем он работает? — подозрительно поинтересовался Стас.
— Чальщиком.
— А что это? — .продолжал допытываться Жгутович.
— Так, мужик с чалками, — ответил злопамятный охотовед.
— Образование? — не обратив на это внимание, спросил обладатель «Масонской энциклопедии».
— Ну какое образование у чальщика? Незаконченное…
— Конкретнее! — потребовал Жгутович.
— Из ПТУ за двойки выгнали…
