Нашел портсигар на месте преступления (а может, и не на месте. Мы ведь не знаем, сам ли Вибре спер печать или вор пришел после него в музейный зал). Увидел мастерскую и полицаев. Узнал, что печать до сих пор не нашли и что мастерская (да и замок!) сделаны из непрочного камня, лазейку или тайник можно продолбить, где хочешь и быстро. Вывод?
Надо снять кроссовки, а то Жозе-фу покоя не даст.
Кроссовки Тонкий скинул, гувернантка отстала. Вывод, господа, какой вывод? Да никакого! Маловато информации даже для самой слабенькой версии. Может, печать стащил Вибре, может, кто из администрации, может, африканский слон в юбочке.
Жозе-фу дала воспитанникам полчаса, чтобы переодеться (а вы как думали!), и потащила вниз ужинать.
Гостиничный ресторан был похож на спортзал. Высоченные потолки, огромные окна. Сходство портили только люстры и столики. Тонкий не мог сказать, чего больше. Кажется, на каждый столик приходилось по люстре.
Длинный стол был уставлен закусками: вначале что-то малопонятное, но по виду мясное, в конце – фрукты на десерт. Подходи, бери, что хочешь. Правда, тарелочки дают маленькие. Тонкий для начала набрал себе по ложке разных паштетов и по горке риса и кукурузы на гарнир. Места на тарелке уже не было, а две трети стола остались неисследованными. Пообещав себе вернуться, он пошел к сестре и Фрёкен Бок.
Ленка выпендрилась: набрала себе какой-то кривой лапши, которая оказалась ростками пшеницы. Судя по ее лицу, есть это было невозможно, но Ленка ела, потому что Жозефа сказала ей, что от пророщенной пшеницы улучшается цвет лица. Они уже устроились за столиком, спиной к окну, лицом к воротам. Ворота были сделаны под дерево, и замок на них висел большой, явно ненастоящий. Ворота точно куда-то вели – оттуда доносились хохот и мурлыканье французского певца.
– Что там? – спросил Тонкий.
– Бар, – ответила Фрёкен Бок.
– А в баре поет Патрик Питбуль, – добавила Ленка. – Мадемуазель Жевузэм, пойдемте треснем по стаканчику сока?
Фрёкен Бок строго посмотрела на Ленку:
– После. Если будете хорошо себья вести.
Тонкому стало жаль сестру. Ну, нравится ребенку обезьяна, что с того? Он в детстве тоже любил ходить в зоопарк. Каждое воскресенье приставал к дедушке: «Пойдем на зверюшек посмотрим!» И если дедушка отказывался, это воспринималось как самое страшное наказание. А эта Жозе-фу… Ну в чем, спрашивается, провинилась Ленка, чтобы лишать ее удовольствия полюбоваться обезьяной?!
Тонкий пожалел, что не взял с собой Толстого. Верный крыс показал бы этой даме, как нехорошо лишать детей общения с животными. Забрался бы ночью под одеяло и показал бы. То-то бы она визжала!
Ленка надулась. Она опустила голову и ковырялась в своих ростках, похожих на замороженных червяков. Тонкий решил во что бы то ни стало дать сестренке возможность слинять полюбоваться на обезьяну. Подсыпать Жозефе в кофе снотворного, и пускай храпит. Тогда и самому можно будет погулять. Но где взять снотворное?.. Или вот еще финт: прикинуться больным и переключить внимание на себя. Но вряд ли Фрёкен Бок будет так занята больным ребенком, что не заметит отсутствия здорового. Проще всего дождаться, пока гувернантка сама уснет. А что? Бар открыт всю ночь. Вместо Ленки под одеяло подложить свернутую куртку на случай, если Жозе-фу все-таки проснется. Когда дедушка Тонкого и Ленки еще служил в армии, он так убегал по ночам воровать огурцы с огорода старшины. Положит под одеяло свернутую шинель и пойдет. А дежурный по роте смотрит на шинель и думает, что это рядовой Уткин, просто он укрылся с головой и чуть-чуть потолстел.
Самым трудным оказалось разбудить Ленку, не разбудив Жозе-фу. Тонкий до полуночи бегал умываться холодной водой, чтобы не уснуть. Ровно в полночь из соседней комнаты послышался храп – и уж точно не Ленкин. Сашка выждал еще полчаса и прокрался к сестре. Ленка безбожно дрыхла, забыв о своем намерении повидать обезьяну. Тонкий одной рукой зажал ей рот, чтобы разбуженная сестренка не завизжала, а другой стал щекотать. Так Ленка скорее проснется. Сестренка замычала, взбрыкнула, больно пнув Тонкого по коленке, потом открыла блестящие в темноте глаза и тупо уставилась на Тонкого.
– Ты в бар хотела. Обезьяну слушать, – напомнил Сашка и освободил ей рот, надеясь, что сестренка уже разобралась в ситуации и не станет шуметь.
– Какую обезьяну?! – в полный голос крикнула сестренка. – Отвали, я спать хочу.
Сколько лет мадемуазель Жозефе – это бестактный вопрос, поэтому никто не знает ответа на него. Кроме нее самой, естественно. Зато мы точно знаем, что тридцать из них Фрёкен Бок воспитывала детей. Сколько несчастных детей прошло через эти руки за тридцать лет! Не исключено, что многие из них бузили по ночам. Чтобы ничего не пропустить, бдительной мадемуазель Жозефе пришлось научиться спать очень чутко. Или хотя бы так, чтобы расслышать сквозь сон крик девочки, спящей на соседней кровати.
– Што за шюм? – сонно поинтересовалась Жозе-фу.
Тонкий охнул и закатился под кровать. Он успел подумать, что его строгая бабушка, оставшаяся в Москве, – просто ангел в белой ночной рубашке по сравнению с Жозефой. Жозефа надевала на ночь черную пижаму, как ниндзя. Тонкий видел только голову и белеющие в темноте кисти рук. Все остальное сливалось с покровом ночи.
Тонкий лежал под Ленкиной кроватью, стараясь дышать как можно тише. Кажется, Ленка притворилась спящей. Босые ноги Жозефы с ярко накрашенными ногтями немного потоптались у Ленкиной кровати и залегли обратно на свою. Тонкий лежал. Надо дождаться, пока Жозе-фу уснет.
Глава X
Привидение
Наверное, по-настоящему можно влюбиться только в того, кого видишь по телевизору. Во всяком случае, когда тебе тринадцать лет и неумолимо грядет четырнадцатый, а парни из твоей школы все как один зануды и совершенно не похожи ни на Леонардо ди Каприо, ни хотя бы на Децла… Ленке вовсе не улыбалось прожить всю жизнь в обществе одного из таких уродов. Она справедливо считала, что голубоглазая блондинка с фигурой фотомодели заслуживает лучшей участи. И когда впервые увидела по телеящику певца Патрика Питбуля – участь ее была решена.
Собственно, первый раз оказался и последним, с того момента Патрика больше не показывали по телевизору. По четвергам, когда приходила газета с программой на неделю, Ленка просыпалась раньше всех и бежала к почтовому ящику, чтобы посмотреть, не покажут ли ее обожаемого певца. Ленка влюбилась окончательно и бесповоротно. Навсегда.
Через неделю ей удалось достать на «Горбушке» пиратсктй диск с песнями Патрика. Ленкиным восторгам не было предела. Диск она выучила наизусть за три дня. На доставание плаката с фотографией Патрика у Ленки ушло целых две недели, что лишний раз говорит о крепости ее чувств. Другая за это время перевлюбилась бы в кого-нибудь более известного, чей портрет продавался бы во всех ларьках. Но только не Ленка! Она считала, что это даже лучше – любить певца не слишком популярного. У популярных и без нее хватает поклонниц. Зачем ей эта нездоровая конкуренция? Малоизвестность Патрика прибавляла Ленке решимости.
И вот сегодня, почти три недели спустя после их первой встречи по разные стороны голубого экрана, Ленка увидела
Фрёкен Бок захрапела, и Ленка стала потихоньку сползать с постели. Главное – незаметно уйти. Не страшно, если гувернантка проснется, а тебя нет. Наврешь потом, что в туалет ходила. Если спросит: «Что ты там делала три часа?» – тоже можно что-нибудь соврать. И Сашка прикроет.
Ленка торопливо влезла в джинсы и побежала прочь от Жозефы – к Патрику!
Народу в баре было негусто. Две девицы у стойки пили что-то из высоких бокалов. Явно спиртное, потому что лица у девиц неестественно раскраснелись. Какой-то пожилой мсье отдыхал за столиком в углу, развернув газету. Глупое занятие, если вдуматься. Сейчас ночь, и через каких-нибудь пять часов уже принесут другую газету, свежую. А мсье тут читает вчерашние новости! Что ни говори, отсталый народ – взрослые!
Больше в баре никого не было. Ну, еще бармен за стойкой – и все. Патрика не было. Пустая сцена ехидно мигала рассыпанными блестками. Минуту поколебавшись, Ленка подошла к бармену.
– Ву-нё-савэ-па-пар-азар-Патрик-Питбуль? (Вы не знаети случайно Патрик Питбуль?) – спросила она, запинаясь и коверкая язык.
Впервые в жизни Ленке стало стыдно за свои школьные отметки. То есть за одну отметку – тройку по французскому. Ну разве она знала, что когда-нибудь ей придется искать своего принца во Франции?! Если бы знала, тогда, конечно, учила бы французский получше. А так… Похоже, бармен ее не понял. Он мельком глянул на Ленку и пожал плечами.
– Ме-компренэ-ву? – спросила она, думая, что сказала: «Вы меня понимаете?»
Бармен вытирал стакан. Долго, секунд, наверное, десять. Потом молча выбрался из-за стойки, взял Ленку за руку и повел.
В углу за сценой обнаружилась дверца. А за дверцей… Ленка почувствовала, что разочаровывается во французских барах, французских певцах и Франции вообще. За дверью было дымно. Так, «хоть топор вешай», как сказала бы Ленкина бабушка, войдя в комнату, где накурил Ленкин дедушка. Ленка на всякий случай огляделась: может, дедуля того? Тоже приехал на Луару и уже успел тут накурить? И французские певцы не виноваты?
Но дедушки поблизости не наблюдалось. Наблюдались певцы, музыканты и просто французы. Они сидели на высоких колонках, кто в обнимку с гитарой, кто так, пили пиво и курили. Ленка закашлялась и сказала себе, что молодым девушкам не приличествует посещать такие места, как закулисье бара, пусть и французского. И если молодая девушка сейчас же не уберется отсюда, то она просто задохнется от сигаретного дыма. Ленка зажмурилась, крикнула:
– Патрик! – и выбежала в бар. Только тогда она вздохнула свободно. Бармен вышел за ней:
– Кескё ву за вэ? (Что с вами?)
– Мерси, жё-вэ-бьен (Спасибо, я в порядке), – ответила Ленка, почти не коверкая французские слова, потому что из-за кулис вышел Патрик.
И тут свершилось чудо. Троечница Ленка вдруг начала понимать французские слова и, кажется, даже правильно их употреблять, потому что Патрик-француз понимал ее с полуслова. Иногда Ленка переходила на родной язык, когда не знала, как сказать по-французски, но Патрик все равно ее понимал или делал вид, что понимает. Если бы в ту ночь в бар отеля на Луаре нечаянно забрела Ленкина училка французского, она бы тут же поставила ей пятерку в полугодии, а может быть, даже и в году.
Они болтали о музыке, о погоде. Ленка поведала, что приехала на каникулы с братом и бабушкой (какая девчонка признается поп-звезде, что у нее, как у маленькой, есть нянька?!). Патрик, в свою очередь, рассказал, что отдыхает здесь с дедушкой, забавы ради давая концерты в баре, а скоро собирается на гастроли в Россию. Ленка оставила ему свой московский телефон, и Патрик обещал позвонить, а потом предложил прогуляться по ночной долине Луары.
