гроссбуха. Актив кладите в одну сторону, пассив в другую, а руку посередине.
— Месье? — воркует птичка.
Нет нужды лепить ей горбатого и уверять, что я пришел приобрести портрет Луи Четырнадцатого.
Я достаю свое служебное удостоверение. Она смотрит на него, немного напрягается и вздыхает:
— О! Опять? — Потом словоохотливо:
— Однако после того, что случилось вчера вечером…
— Именно из-за этого я и пришел.
Ставлю двойной объем того, что вы думаете, против половины того, что знаете, что смерть патрона потрясла эту милашку. Может, она была неравнодушна к Буальвану?
Она вздрагивает.
— Его реабилитируют? — быстро спрашивает она.
— Не исключено. Вы давно здесь работаете?
— Восемь месяцев.
— Какое впечатление на вас производил ваш патрон? Она розовеет, что ей очень идет.
— Он был очень милым.
— То есть?
Из розовой она становится красной, что является хорошим признаком. Раки тоже краснеют, когда их слишком согреют.
— Он… Он никогда не сердился… Был… очень предупредительным…
— У вас не создалось впечатления, что он был… как бы это сказать… не совсем нормальным?
— Месье Жером? — восклицает она. — Вы шутите! По моему лицу она понимает, что я не имею ни малейшего желания шутить, и спохватывается:
— Он был очень хорошим.
— Вы видели его с женщиной?
Она уже не краснеет, а приобретает фиолетовый цвет. Все понятно! Должно быть, у нее способности не только к делопроизводству и патрон охотно общался с ней и вне работы.
Ее смущение настолько очевидно, что я снимаю вопрос с повестки.
— Кто возглавил завод после его смерти?
— Его компаньон, месье Бержерон.
— Он здесь?
— Пока нет. Он никогда не приезжает раньше одиннадцати. У него кабинет на улице Бурс.
Я смотрю на свои часы. Они показывают десять с мелочью.
— А что вы здесь производите?
— Лыжные крепления. “Крепления “Невеа” надежны всегда”, слышали?
— Да, конечно. Дела идут хорошо?
— Естественно…
В этом кабинете тепло. Обогреватель обливает нас жаркой волной.
Я решаю завязать с ней дружбу. Это личный метод Сан-Антонио. Я исхожу из принципа, что чем лучше у тебя отношения с девушками, тем больше шансов получить конкретные результаты, которые так любит Старик.
— Послушайте, малышка, я вижу, вы вовсю работали (когда я вошел, она читала любовный роман), но мне надо спросить вас о куче мелочей из жизни бедняги Буальвана.
Я думаю, самым простым было бы вместе поужинать в один из ближайших дней. Что вы об этом думаете?
Мадемуазель Ослепительная Улыбка ошеломлена. Не каждый день полицейский приглашает вас пожрать. Она снова краснеет.
— Но я…
— Вы не свободны?
— Не в этом дело… Я…
— В котором часу мы сможем встретиться? Самое время показать ей мою неотразимую широкоформатную улыбку а-ля Казанова.
— Я…
— Послушайте, моя маленькая, личное местоимение еще никогда не являлось ответом на конкретный вопрос. Она весело улыбается и бормочет:
— Вы…
— Я знаю еще несколько: мы, он, ты… И я делаю такое сильное ударение на “ты”, что начинает краснеть даже обивка ее стула.
— Понимаете, это так неожиданно…
— Понимаю, но не давайте удивлению подавить вас. Как ваше имя?
— Даниэль.
— Чудесно… Что вы скажете о встрече у “Фуке”? Часиков этак в восемь, м-м?
— Я бы предпочла что-нибудь поближе к моему дому. Я живу в Мезон-Лаффитт и…
— Обожаю Мезон. Мой приятель держит там лошадиную бойню. Он сделал себе состояние, продавая конину на бифштексы под видом говядины. Вы живете с родителями?
— Нет, с братом. Но он с женой уехал. Их хобби — лыжный спорт. Вы могли бы заехать за мной ко мне домой?
Я запоминаю приглашение. Моя принцесса носит громкую фамилию Мюрат, и, клянусь вам, она просто игрушка. Ее братец живет в небольшом домике в парке.
— Куда вы меня повезете? — спрашивает тоненьким голоском очаровательница в очках.
В этом все девицы! Пять минут назад, когда я ее пригласил, она начала что-то бормотать, как беззубый старик, жующий чечевицу, а теперь, поняв, что я ее не накалываю, мадемуазель усаживается поудобнее, готовая выдвигать свои скрытые до сих пор претензии.
Я смотрю на нее со снисходительностью, с какой следует относиться к прекрасному полу, если не хочешь умереть от невроза.
— Куда вы захотите, сердце мое. Я знаю один маленький ресторанчик рядом с Пуасси, с кретоновыми занавесками и начищенными медными ручками, который не может вам не понравиться.
Ее глаза за стеклышками поблескивают.
Вот святая недотрога! Ей можно выдать сертификат о безупречной нравственности, только взглянув на ее невинную мордашку, но под этой маской скрывается маленькая плутовка, чей опыт длиннее железнодорожной линии Москва — Владивосток.
— Я уверен, что мы с вами подружимся. Я полицейский только восемь часов в сутки. Две остальные трети моей жизни я как все…
Легкое подмигивание и подрагивание ее верхней губы сообщают, что она готова к поцелую. Я же готов отчалить, но тут замечаю в окно появление визитера. Этот тип идет прямиком в кабинет. Моя кровь останавливается, но быстро возобновляет циркуляцию.
— Сюда идет один тип, с которым я не могу встречаться! — предупреждаю я. — Ни слова.
Я открываю первую попавшуюся дверь, кстати единственную, кроме выходящей на улицу, и едва я успел ее закрыть, как в стекло кабинета стучат.
— Входите! — говорит малышка Даниэль. Я задерживаю дыхание и навостряю уши, чтобы не упустить ни звука из разговора.
— Месье Бержерон здесь? — спрашивает мужской голос.
— Нет, пока не пришел.
— Я могу его подождать, красавица?
— Ну… То есть… Он может задержаться…
— Мне назначена встреча.
— О! Тогда…
Пауза. Малышка, должно быть, в сильном смущении. А ваш доблестный Сан-Антонио, мадам, ищет
