— Пошли наверх, — говорю я ему. — Живо! И чтобы показать, что это серьезно, сую в его ребро ствол моего пистолета.
Я был прав, что не стал затягивать свою экспедицию, потому что Толстяк продолжает забавляться с парой. Оба слуги похожи на что угодно, только не на мужчину и женщину. Их контуры постепенно расплываются.
— Черт! — говорю я. — Ты их так превратишь в колбасный фарш.
Толстяк с аппетитом смотрит на моего пленника. Даже у голодного волка, встретившего в лесу заблудившегося ягненка, не бывает в глазах такого блеска вожделения.
— Где вы Поймали эту птичку? — спрашивает он. — У печки.
— У чего?
— У печки! Вот только у него какие-то странные привычки: он топит ее не антрацитом, а женским мясом.
Толстяк не врубается; впрочем, у него есть смягчающее обстоятельство: надо быть очень умным, чтобы это понять.
— Ваш цирк неплохо задуман, — говорю я прислуге. — Этот дом сообщается с домом сзади, что дает вам выход на другую улицу… Неплохо… Совсем неплохо.
Я сажусь на диван рядом с тем, что осталось от Длинного Носа.
— Прости, что надоедаю тебе, — говорю я, — но мне хочется узнать, где можно найти прекрасную Хелену… Нам надо продолжить один маленький разговорчик…
— Я не знаю, где она…
— Слушай, Длинный Нос, ты будешь самым большим кретином на этой планете, если начнешь корчить из себя жертву амнезии.
— Ноя…
— Если ты открыл пасть, чтобы врать, то лучше залепи ее пластырем. Теперь, красавчик, ты уже не можешь мне лепить горбатого. Я дам тебе образчик моих знаний: расскажу, как вышел на тебя. Неудачное покушение — а твой трюк с бомбой в пакете сорвался — заставило меня понять, что вы хотите убрать меня с дороги. Хелена сообщила остаткам банды, что произошло на поле. Ваш тайный аэродром погорел, и вам осталось одно — ждать. Но меня нужно было срочно нейтрализовать, а для этого найти мой след. Ты поехал к Большому дому, уверенный, что я первым делом помчусь туда, проследил за мной, увидел, что я отправился баиньки в гостиницу, и устроил свой подлый трюк с бомбой. Я остался жив, но хозяин отельчика и мальчишка погибли. Да, я тебе соврал. Мальчик умер, а о твоем носе мне рассказала консьержка. Но ведь нос еще не улика. На свете полно носатых. Чтобы понять, что речь идет о тебе, мне пришлось как следует напрячь память. Я вспомнил, что, вернувшись (как сказали мне) из кино и застав меня в доме, вы нисколько не удивились. Вы не задали мне ни единого вопроса, потому что знали, кто я такой. В тот момент я не обратил внимания на данный эпизод, но потом это всплыло у меня в памяти… Видишь ли, малыш, “это” всегда всплывает в памяти Сан-Антонио. Я закуриваю “Голуаз”.
— Это чтобы ты понял, что лучше тебе заговорить. Будь любезен. Очень любезен. — Я указываю на Толстяка. — Иначе я снова спущу на тебя моего бульдога.
Он в ужасе отшатывается.
— Где Хелена?
— Здесь, — раздается голос.
Красотка стоит в проеме потайной двери за сейфом,
Глава 20
Она делает шаг вперед. Под мышкой автомат. Она держит его с той же легкостью, что и зонтик. За ней следует Мобур, тоже вооруженный надлежащим образом.
Эффект внезапности так силен, что ни Толстяк, ни я не думаем вмешаться.
Наступает молчание. Все смотрят друг на друга, не говоря ни слова.
Инициативу в разговоре беру на себя я.
— Я снимаю перед тобой шляпу, — говорю я Хелене, — потому что ты храбрая девчонка… Да, ты имеешь право на мое уважение…
Кажется, она спешит.
— Бросьте оружие! — приказывает она моему товарищу и мне.
Толстяк вздыхает и берет свой револьвер. Я хорошо знаю моего пухлого товарища и понимаю, что он сейчас рискнет. Мои прогнозы оправдываются. Он делает вид, что бросает оружие на ковер, но в последний момент сжимает его в своей лапе и всаживает маслину в Мобура. Он сказал себе, что, если надо выбирать между мужчиной и женщиной, первым надо нейтрализовать мужчину. Его расчет оказывается неверным: Хелена не обычная женщина. Ее очередь отнимает у Толстяка всякое желание возникать.
Этот обмен любезностями проходит в рекордно короткий отрезок времени. Конечно, мой шпалер тоже вставляет свое слово, но оно оказывается неэффективным, потому что как раз в тот момент, когда я нажимаю на спуск, горничная, которую я упустил из вида, вцепилась в мою руку, и пуля ушла в пол.
Это становится сигналом к свалке. Вся свора набрасывается на меня, и обработанные Толстяком колотят сильнее остальных. Не знаю, какой стимулятор глотнули Длинный Нос и Бертран, но мне так достается!
Меньше чем за пару секунд меня превращают в отбивную.
Я безуспешно отбиваюсь, но меня валят на диван, и высвободиться мне никак не удается.
Я борюсь с бедой терпением и сжимаю челюсти. Я видал и не такое. А потом, я философ… В той игре, что мы ведем, побежденному не приходится ждать снисхождения от победителей.
— Отпустите его! — приказывает вдруг Хелена.
Бешеные волки с сожалением отпускают меня. Я робко пытаюсь шевельнуться и замечаю, что могу это делать без особого труда.
— Встать! — приказывает молодая женщина. Я поднимаюсь.
— Вперед!
Я направляюсь к входной двери, но она меня останавливает:
— Сюда.
Ствол ее автомата указывает на потайную дверь.
Бертран, прижимая к груди окровавленную руку, начинает спускаться по узкой лестнице первым. Я следую за ним, остальные замыкают шествие, оставив тела в кабинете. Хлоп! Сейф занял свое место в стене. Теперь мне точно хана. Никто никогда не обнаружит этот тайный ход, а я в ближайшие минуты присоединюсь в печке к Хелене-второй.
Мы приходим в комнатку, где ворчит эта самая печка.
— Комиссар, — говорит Хелена, — я с большим сожалением вынуждена вам сообщить, что судила вас, признала виновным, приговорила к смертной казни, отклонила ваше прошение о помиловании, а сейчас приведу приговор в исполнение.
Она направляет ствол автомата в мою грудь.
— Одну секунду, — прошу я.
Я сказал это таким твердым, таким непререкаемым тоном, что она дает мне отсрочку.
— Хелена, мне бы не хотелось уходить с неудовлетворенным любопытством. Мне не дает покоя одна мысль: почему после событий этой ночи вы, вместо того чтобы затаиться, думали только, как бы уничтожить меня?
— Потому что это очень удачная мысль, — усмехается Бертран.
Хелена испепеляет его взглядом.
Она вскидывает автомат, но женщины, как я вам уже говорил, всегда будут делать чисто женские глупости. К счастью для мужчин.
Хелена упирает ствол оружия в мою грудь. Она заранее наслаждается моей смертью. Ей хочется увидеть в моих глазах страх. Как она его ищет, гиена!
