— Передайте, что я заеду за ней через полчаса, может быть, чуть позже.
Разгадал ли Мориа и эту драму? Точно так же, как ни он, ни я не честолюбивы, мы оба не относимся к числу распутников, но кто согласится со мной, кроме тех немногих, что сами носят на себе печать? Когда я вернулся в гостиную, он снова понаблюдал за мной, но взгляд У него был блуждающий и влажный, как всегда бывает после известного количества рюмок.
Допускаю, что Корина подала ему сигнал. Между ними существует такое же взаимопонимание, как между Вивианой и мной. Экс-премьер, который со дня на день вновь придет к руководству судьбами государства, сделал благословляющий жест, пробубнив:
— Прошу извинить…
Неверным и тяжелым шагом он пересек гостиную, и сквозь застекленную дверь я приметил лакея, который наверняка поджидал его, чтобы уложить спать.
— Он столько работает! — вздохнула Корина. — У него на плечах такой груз!
Вивиана тоже бросила мне понимающий взгляд, хотя в нем содержался и вопрос. Она сообразила, что я ходил звонить. Кому и зачем — она знала, предвидела также, что в конце концов я туда отправлюсь; думаю даже, что она молчаливо советовала мне это сделать.
Вечер растянулся еще на час-другой, после чего начались прощальные поцелуи.
— Должен попросить у вас извинения. Меня тоже ждет работа…
Полагаю, что присутствующие поверили в это не больше, чем в случае с Мориа. Впрочем, это совершенно не важно.
— Ты отпустил машину? — осведомилась Вивиана.
— Да. Возьму такси.
— Хочешь, я тебя отвезу?
— Зачем? Стоянка прямо напротив.
Не заговорит ли она, как только я исчезну, о моем непосильном труде и ответственности? Такси я прождал под дождем минут десять — было воскресенье — и когда приехал к Луи, Иветта пила кофе, обводя тусклым взглядом почти безлюдный ресторан.
Она подвинулась, освобождая мне на банкетке место рядом с собой, и подставила мне щеку-жест, ставший таким же привычным, как поцелуи Корины.
— Обедал в городе? — безучастно осведомилась она, словно наши отношения были такими же, как между всеми.
— Перехватил кой-чего на улице Сен-Доминик.
— Твоя жена была там?
— Да.
Она не ревнует к Вивиане, не пытается ее устранить, ничего не ищет словом, довольствуется тем, что живет данной минутой.
— Что вам подать, мэтр?
Я взглянул на чашку Иветты и ответил:
— Кофе.
Она упрекнула:
— А потом спать не будешь.
Это верно: из-за кофе мне придется принять какой-нибудь барбитурат, как почти каждый вечер. Говорить мне с ней было не о чем, мы сидели бок о бок на банкетке, уставившись в пространство, словно пара стариков.
Наконец я все-таки выдавливаю:
— Устала?
Не усмотрев в моем вопросе никакого подвоха, она отвечает «нет» и в свой черед спрашивает:
— Что делал днем?
— Работал.
Я не уточняю, над чем я работал во вторую половину дня, и ей в голову не приходит, что занимался я в основном ею.
— Жена тебя ждет?
Это у нее косвенный способ узнавать мои намерения.
— Нет.
— Поехали?
Я утвердительно киваю. Мне хотелось бы ответить «нет» и уйти, но я уже давно отказался от безуспешной борьбы.
— Можно мне заказать шартрез?
— Пожалуйста, Луи, рюмку шартреза.
— А для вас ничего, господин Гобийо?
— Нет, благодарю.
По воскресеньям приходящая прислуга не бывает на улице Понтье, и я уверен, что Иветта не дала себе труда прибраться в квартире. Застелила ли она хоть постель? Маловероятно. Она пьет шартрез медленно, с долгими паузами между глотками, словно стараясь отдалить момент отъезда. Наконец вздыхает:
— Попроси счет.
Луи привык видеть нас за одним столом и знает, куда мы отправимся, выйдя от него.
— Доброй ночи, мадемуазель. Доброй ночи, мэтр.
Под дождем Иветта повисает у меня на руке, но порой все равно оступается из-за слишком высоких каблуков. Идти два шага.
Мне все-таки необходимо вернуться к нашей первой встрече у меня в кабинете в пятницу вечером почти год назад. Пока она усаживалась, робея и ломая голову, что же я решил, я позвонил жене по внутреннему телефону:
— Я у себя в кабинете, где у меня работы еще на час-другой. Поезжай обедать без меня, извинись перед префектом и знакомыми. Скажешь — это правда, — что я надеюсь поспеть к кофе.
Не глядя на посетительницу, я направился к двери, ворчливо наказав:
— Оставайтесь на месте.
Может быть, чтобы ее задеть, я даже добавил, словно невоспитанному ребенку:
— Ничего не трогайте.
Я зашел в комнату Борденав.
— Выйдите на улицу и удостоверьтесь, что за особой, сидящей сейчас у меня в кабинете, нет слежки.
— Полицейской?
— Да. О результатах сообщите мне по телефону.
В кабинете я, заложив руки за спину, заходил взад и вперед, а Иветта следила за мной глазами.
— Гастон уже сидел?
— Не думаю. Он об этом никогда не говорил.
— Вы его хорошо знаете?
— Прилично.
— Спали с ним?
— Бывало.
— Ваша подружка Ноэми совершеннолетняя?
— Ей уже стукнуло двадцать.
— Чем занимается?
— Тем же, чем я.
— Где-нибудь раньше работала?
— Помогала матери в лавке. Та торгует овощами на улице Шмен-Вер.
— Ноэми сбежала из дому?
— Просто ушла, заявив, что с нее довольно.
