гаража, и тут ему под ноги попался садовый шланг, который должен был починить Грег.
Улегшиеся было чувства вспыхнули с новой силой.
О Боже, неужели любое напоминание о Греге будет таким болезненным? Но ведь отныне вся жизнь будет пронизана ими, и каждое будет рождать жгучую тоску и слезы.
Он переступил через шланг и направился к дому.
Дверь была открыта.
Он постоял на пороге, собираясь с духом. Из глубины дома доносилась негромкая мелодия Нейла Даймонда. Сквозь сетку двери он разглядел стоявший вдали кухонный стол, из кухни дверь вела в тенистый сад, где они с Грегом собирались устроить пикник на Четвертое июля. На столе в кухне лежал букет цветов, на спинку стула был брошен свитер, стояла баночка кока-колы, а поверх кипы книг лежал кошелек – миссис Рестон явно собиралась уходить.
Где-то в доме зашумел водопроводный кран. Донесся женский голос, подпевавший Нейлу Даймонду, потом он умолк за дверью спальни.
Крис все стоял на крыльце, вдыхая сладкий аромат герани, высаженной в цветнике у двери.
Перед глазами упорно маячила черная кнопка звонка.
Никогда в жизни Кристофер Лаллек не испытывал большего страха, чем сейчас, перед этой зловещей кнопкой.
Так и не отважившись нажать на нее, он постучал – так ему показалось уместнее – и стал ждать, а в горле по-прежнему стоял ком.
Ли Рестон выключила воду, протерла кран, повесила полотенце и слегка тряхнула головой, наблюдая в зеркале, как ложатся на свои привычные места прямые темные пряди волос. Иногда она подумывала о том, чтобы отпустить их подлиннее, изменить прическу, сделать завивку, но знала, что С кудрями вряд ли уживется. Волосы ее всегда ложились по-своему, и короткая простая стрижка а-ля Джули Эндрюс шла ей как нельзя лучше, особенно в сочетании с детскими веснушками, которые высыпали на ее лице каждое лето. Она развязала узел, которым была стянута на талии ситцевая юбка, поправила простую белую блузку и подвигала в ушах крохотные золотые сережки – так, как учили еще тогда, когда она только проколола уши, много лет назад.
Напевая, она погасила свет в ванной и прошла в спальню; она смачивала руки лосьоном, когда вдруг услышала стук в дверь.
– Иду! – крикнула она и посмотрела на часы. Уже без пяти двенадцать, а в полдень ей надо быть в магазине. Хотя ничего страшного и не произойдет – ее сестра Сильвия уже там и пока управится одна. Сестры не придирались друг к другу по пустякам.
Ли поспешила к двери, обдумывая на ходу, не придется ли все-таки покупать новый шланг. Этот паршивец Грег уже три раза обещал приехать посмотреть, в чем там дело, но так до сих пор и не объявился.
Выйдя в прихожую, она очень удивилась, разглядев за дверью приятеля сына.
– Кристофер! – улыбнулась она, открывая решетчатую дверь. – Что ты здесь делаешь? Я думала, вы с Грегом отправились на озеро. Заходи же.
– Здравствуйте, миссис Рестон.
– Его здесь нет, если ты за ним. Он обещал сегодня приехать, поменять насадку на шланге, но пока так и не появился. Впрочем, может, и заглянет. Ты подожди его, если хочешь.
Крис вошел в дом – в плавках и дикой расцветки рубашке, в нелепых резиновых шлепанцах на голых волосатых ногах. В его зеркальных очках Ли увидела свое искаженное отражение.
Она стояла перед ним, все еще втирая в руки лосьон, благоухающий цветочным ароматом, и озабоченно думая о том, что пора уже все-таки отправляться на работу.
– Я так поняла, что у тебя выйдет присоединиться к нам четвертого. Это было бы здорово. Мы хотим попробовать зажарить на гриле индейку с чесночной начинкой. А потом, если не потеряем сознание от запаха, сможем поиграть в волейбол. Как тебе?
Крис не ответил. Очень медленно он снял очки. Ли тотчас же обратила внимание на его заплаканные глаза.
– Кристофер, что случилось? – Она подошла к нему.
Он с трудом проглотил слюну; кадык его дернулся так, будто кубик льда плюхнулся в стакан с водой.
– Миссис Рестон…
Она знала об этом молодом человеке гораздо больше, чем он думал: знала о его безрадостном детстве, о родителях, которые относились к нему как к непростительной ошибке своей молодости.
– Кристофер… – Она тронула его за руку, мысленно позволив себе задержаться: пусть Сильвия поработает одна еще немного. – Тебе нужно со мной поговорить?
Он прокашлялся, взял ее руки в свои и крепко сжал их. Они еще были скользкими от лосьона и пахли жимолостью.
– Миссис Рестон, боюсь, у меня плохие новости. – Он решил, что не стоит тянуть и лучше выложить все сразу. – Произошла страшная авария. Грег погиб.
В ее лице не дрогнула ни черточка. Даже взгляд не изменился.
– Грег? – переспросила она твердым голосом, словно ей сообщили нечто ее не касающееся.
– Мне очень жаль, – прошептал он.
Она долго стояла не шелохнувшись, пока до нее не дошел жуткий смысл сказанного. Зажав рот обеими руками, она молча уставилась на Кристофера, ее рыжеватые глаза наполнились слезами и засверкали, словно отполированная медь.
– Грег… – пробормотала она надтреснутым голосом.
– Он ехал к вам. Автомобиль промчался на красный свет и врезался в него сбоку. К тому времени, когда подъехала наша дежурная машина, он был уже мертв.
– О Боже, – прошептала она, и руки ее безжизненно повисли вдоль тела. – Только не Грег… о нет, не может быть.
Ее учащенное дыхание оборвалось судорогой, в горле заклокотало. Она открыла рот, но не произнесла ни звука, и губы так и замерли в немом крике. Наконец она попыталась что-то сказать, но вместо слов вырвался лишь протяжный стон. Кристофер взял ее за плечи и прижал к себе так крепко, как только мог. Ее плач был подобен детскому писку, набирающему высоту. «Нет… нет… не-е-е-ееет…» – нарастал жалобный звук. И наконец, когда ее легкие, казалось, готовы были лопнуть от нехватки воздуха, она разразилась безудержными рыданиями, сотрясающими все ее тело. Кристофер не выпускал ее из рук, чувствуя, как она слабеет; колени ее подкосились, и она совсем повисла на нем.
– Нет, нельзя, чтобы еще один… – молила она. – Нет, только не это…
Сердце его разрывалось. Он чувствовал, как от боли и жалости ломит кости, сводит живот, сдавливает легкие.
– О… он… д… дол-жен… б… был… при… приехать… п… починить… м… мой… ш… шл… – Она так и не сумела закончить фразу.
– Да… – с трудом прошептал он. – Он собирался ехать чинить вам шланг.
Она забилась в конвульсиях, и он бережно опустил ее на пол. Его голые колени уперлись в прохладный деревянный пол. Она прижималась лбом к его шее, рыдала, уткнувшись в его нелепую гаитянскую рубашку, вздрагивая так сильно, что он поневоле раскачивался вместе с ней, чтобы не упасть.
– Он… п… пытался… од… однажды… п… починить… но… к… ку… пил… не ту… на… садку…
– Я знаю… я знаю… – пытался утешить он, поглаживая ее по спине, моля Бога о том, чтобы тот избавил ее от таких страданий, вернул бы Грега и того умершего ребенка, или же мужа, с которым ей было бы легче пережить эту страшную муку. А вместо этого сейчас рядом с ней он – не совсем посторонний, но и не друг, так – молодой человек, которого она мельком встречала несколько раз и с которым была приветлива, поскольку он работал и жил в одной квартире с ее сыном.
Они долго стояли на коленях; его рубашка намокла от ее слез, ноги затекли и ныли. А она все рыдала, выла, стонала. Он усадил ее на пол, прислонив спиной к стене, а сам сел рядом, обняв ее за плечи.
