С летного поля донесся звук самолета, заходящего на посадку. Он отвезет Алекса в Парагвай. Это интересно, но не имеет значения. В данный момент я в руках этих парней, и мне лучше бы думать о своих трудностях.
— Никогда не слыхал об этом международном соревновании, — вытаращил я глаза.
— Конечно, о нем не печатают в газетах, — улыбнулся Пако. — Если вы не слышали о нем, сеньор, то, наверно, потому, что вы не из нашего круга.
Гордое презрение, как у всех людей «его» круга, с которыми я долго имел дело. Да, мне нравился этот человек с автоматом и в рубашке-гуябера. Мне нравятся мужчины, которые гордятся своим товаром.
— Но сейчас, сеньор… — Он снова вернулся к делу, помахивая автоматом с беззаботной небрежностью, никуда не целяс
— Мой друг, — начал я, — если существует что-то, чего я страстно хочу, то только одного: сообщить вам местонахождение досок для виндсерфинга. Но, увы, кто-то их украл, и мы все горюем об этом.
— Вы не скажете? — спросил Пако голосом ярмарочного злодея, более злобным, чем само зло.
— Омбре! <Человек! (исп.)> — закричал я, чувствуя приближение развязки. — Я не могу вам сказать того, чего не знаю!
— Очень плохо, — пробормотал Пако, покачивая головой. — Боюсь, нам нужен для вас мексиканский болезненный предмет.
— Не надо мексиканский болезненный предмет! — закричал я.
— Надо мексиканский болезненный предмет. Эдуардо, принеси колющие ножницы и воздушный компрессор из багажника машины.
— Острый инструмент тебе тоже нужен? — спросил Эдуарде.
— Да, принеси острый инструмент тоже!
Они оба самодовольно усмехнулись, будто мексиканский болезненный предмет был чем-то очень комичным. Конечно, если за его действием наблюдать, а не испытывать на себе. И у меня возникло сильнейшее желание быть зрителем, хотя я вынужден был стать участником… Смятение охватило меня, и в этот момент я услышал собственные слова:
— Ладно, ваша взяла. Мы можем отложить мексиканский болезненный предмет. Я поведу вас к виндсерферам.
— Ты это сделаешь и предашь собственных друзей?
— Конечно, раз это для хорошего дела вроде спасения собственной шкуры. А я верю, что именно это и делаю.
— Да, ты ведешь нас к виндсерферам, а мы позволяем тебе жить. — Презрительная усмешка явно отрицала искренность слов, а скривившиеся губы предвещали неминуемое предательство, если нам так повезет, что дойдет и до этого.
— У тебя есть пять секунд сказать нам, куда идти, — поторопил меня Пако.
Великолепно. Мало того, что они поставили передо мной неразрешимую задачу, так еще добавили и лимит времени.
55. УИТОН
Не знаю, как бы я вел себя под пытками. К счастью, мне так и не пришлось этого узнать. Дверной проем вдруг заполнила впечатляющая твидовая громада Уитона.
— Отпустите его, — насмешливо бросил Найджел. — Ему ничего не известно о виндсерферах.
— Откуда вы знаете, что ему неизвестно о виндсерферах? — спросил Пако.
— Потому что я сам их забрал.
Мексиканцы искали возможность сделать с Найджелом нечто ужасное, но он встал за шкаф с картотекой. К тому же они заметили, что он вооружен легкой быстрострельной «коброй би стинг», новым индонезийским оружием, которое в прошлом году израильтяне показали на Бейрутской выставке зверств. В другой руке Найджел держал гранату с нервно-паралитическим газом, предназначенную для того, чтобы сосредоточить ваше внимание на небольшой утрате, всего лишь на потере зрения. Правда, только в том случае, если вы не успели вовремя закрыть глаза, когда она начала действовать.
— Сержант, — распорядился Уитон, обернувшись к мужчине в униформе, чья кепи французского полицейского смутно виднелась за его спиной, — уведите этих людей.
Появление сержанта сопровождалось еще четырьмя французскими полицейскими в форме и с автоматами «узи». Двое других полицейских выбили окна и вошли, выставив вперед автоматические пистолеты. Мексиканцы были обезоружены. Пришла пора бросить автоматы и положиться на адвокатов. Они не сопротивлялись, когда на них надели наручники и увели.
Потом, стряхивая капли дождя со светло-голубого плаща, в комнату вошел Фошон.
— Привет, босс, — обратился к нему Уитон.
— Хорошая работа, Найджел, — похвалил Фошон.
Так я получил первый намек, что мой старый друг, Найджел Уитон, работает в полиции.
— Полицейский информатор! — воскликнул я, окидывая его соответствующим гневным взглядом
— Да, старина, — подтвердил Найджел. — Я работаю в полиции уже несколько лет. С тех пор, как инспектор Фошон помог мне выбраться из беды, в которую ты втянул меня в Турции.
Я пропустил его слова мимо ушей.
— Как к тебе попали виндсерферы?
— Проще простого, — усмехнулся Найджел. — После нашей встречи в Гонфлере я не вернулся в Париж, а поехал в соседний город, Сен-Луп, и пропустил там в баре пару рюмок. Когда приземлился самолет Вико, я позвонил ему из бара отеля. Пока он выяснял, кто ему звонит, я нанял такси, чтобы забрать его сумки с виндсерферами. Для этого очень пригодились твои пять тысяч франков. Я оставил сумки в камере хранения Сен-Лупа, где они и ждут до сих пор, пока мы с уд0-вольствием их заберем.
— Ты мог бы сказать мне об этом, — фыркнул я.
— И ты мог бы хоть словом намекнуть мне в Турции, пожал плечами Найджел. — Хотя я понимаю, вполне естественно отказаться от друзей, когда другого выхода нет.
Память перенесла меня к боли и пыткам в Стамбуле. Маленькая звуконепроницаемая комната позади таможни. Яросик, расслабляющий галстук и закатывающий рукава: «Нет смысла, Хоб, продолжать игру. Мы знаем, что товар движется. Где он? Скажите нам, или все упадет на вас».
56. ФОШОН ЗАКОНЧИЛ ДЕЛО
Жандарм ввел в комнату Ракель, крепко держа ее за локоть. Фошон отнюдь не дружественным тоном обратился к ней.
— Мадемуазель, — начал он, — по вашему собственному признанию, вы совершили нападение с намерением убить. Только тот факт, что вы пытались убить человека, которого мсье Дракониан, как он заявил под присягой, несколько дней назад видел мертвым, мешает мне предъявить вам обвинение в соответствии с французским уголовным законодательством. По-моему, вы не совсем уравновешенны, мисс Старр. Это нехорошо, и я прошу вас обратиться за советом к психиатру, когда вы вернетесь в вашу страну.
— Большое спасибо, — проговорила Ракель. Она выглядела маленькой и жалкой. Правая рука висела на перевязи. Ее ушибло отдачей. — Я просила Бога, чтобы мне удалось прикончить его. Но я его
